Затем он лезет в стальное ведерко и к янтарному напитку бросает несколько подтаявший кусочков льда.

— Тебе задали вопрос, — Горан откидывается на спинку кресла, — если Альфа спрашивает, то надо отвечать.

— У вас тут какой-то тайный клуб Альф? — сипло отзываюсь я.

Урош смеется, будто я искрометно пошутила и запивает пиццу пивом. Я, если честно, не совсем понимаю, что подразумевают они под альфами, но уточнять не буду.

— Неплохо, — кивает и вновь отхлебывает. — Я оценил.

— Где ты живешь? — по словам повторяет Йован и разворачивается в мою сторону.

Тараторю адрес вместе с почтовым индексом и добавляю, что на двери не хватает одной цифры.

— Какой цифры? — Йован делает глоток и вопросительно изгибает бровь.

— Единички, — выдыхаю я и ежусь. — У меня сто первая квартира. Пришлось маркером дорисовать.

Я не планировала называть адрес и тем более посвящать незнакомцев в такие подробности с маркерами и единичками. Если вернусь в город, то перееду.

— А если не вернешься? — хрипло спрашивает Горан.

— Почему не вернусь? — я сглатываю колючий ком в горле.

— Это же не я подумал про если, — Горан недовольно проводит языком по правому верхнему клыку. — Вот я и спрашиваю.

— Если не вернусь, то… — у меня в голове кисель, — то не перееду.

— Логично, — соглашается Урош.

— Но я бы хотела все же вернуться, — едва слышно отвечаю и оглядываю мужчин, — пожалуйста.

— И переехать? — уточняет Йован, убаюкивая в ладони бокал с виски.

— Могу не переезжать.

Я сейчас пообещаю все что угодно, лишь бы выйти из леса живой и целой, но шансов у меня катастрофически мало. Они смотрят на меня и такое ощущение, что не моргают.

— Перекуси, — Урош придвигает ко мне коробку с пиццей. — Что ты как не своя?

— Я не своя.

— А девка-то, — Горан усмехается и скалится в улыбке, — не тупая.

Я бы поспорила. Я устроилась курьером на старом корыте, которое в любой момент могло заглохнуть, что, собственно, и произошло. И ведь как удачно моя машина решила испустить дух.

— Как зовут? — Йован подносит бокал ко рту.

— Так, — Горан вскидывает в его сторону руку и смотрит исподлобья, — нам неинтересно знать, как ее зовут. Я вообще против, чтобы она тут сидела и благоухала, как майская роза.

— И, что, нам ее в лес выгнать? — фыркает Урош. — В ночь? У тебя сердце есть?

— У меня, Ур, кроме сердца есть член, — рычит Горан, поддавшись в его сторону. — И инстинкты. И знаешь, что они говорят?

— Вероятно то, что и мне? — Урош щерится в улыбке на него.

— Господа, — вмешивается Йован, — поумерьте пыл.

Горан отставляет банку, складывает руки на подлокотники и сжимает кулаки. И рычит, вглядываясь мне в глаза. Звук вибрирующий, утробный и тихий. Вскочить и побежать? Плохая идея, потому что это чернобородый мудила кинется за мной со стопроцентной вероятностью.

— Как зовут? — глухо интересуется он.

— Мила, — я опять инстинктивно сглатываю.

— Милая Мила, — цедит он сквозь зубы, — соглашусь, что в лес тебе нельзя. И мы должны проявить чудеса гостеприимства к маленькой испуганной девице, так?

— Нет…

— Так, — шипит Горан. — Йован бы мог отвезти тебя в город, но он пьян.

Я кошу на Йована взгляд. Вроде, твердо стоит на ногах, однако бутылка виски опустошена на две трети.

— А Урошу с его пиццей с ананасами совсем нет доверия, — продолжает Горан.

— Тебе не понять, — Урош фыркает. — Это вкусно. Я тебе с пеперони заказал, а на мои ананасы пасть не раскрывай.

— Я предпочитаю мясо, Ур, а не тесто с сыром и ломтиками какой-то херни…

— Пеперони, — жует Урош и присасывается к банке пива.

— Да, мать твою, — Горан скрипит зубами. — Ты каким был придурочным, таким и остался.