— Да ты даже не посмотрел, — сипло отзываюсь в надежде, что когда он обратит свой взор на нутро машины, я по-тихому слиняю.

— Пошли в дом.

— Нет.

— Да.

— Нет.

— Быстро в дом! — рявкает, и мне кажется, что глаза Уроша на мгновение вспыхивают желтыми огоньками в темноте. — Никто тебя не отпустит одну в ночь! Повторять не буду, — понижает голос до вибрирующего рыка. — Никто тебя не съест.

Ноги идут к дому под гнетущим взглядом Уроша, но мою грудь переполняет желание скрыться в ночных тенях с криками. Я не хочу в дом, где распивают алкоголь трое мужчин. Любой потом скажет в случае чего, что я сама-дура-виновата, но меня будто лишили воли и на невидимом поводке тянут крыльцу.

— Домой хочу…

— Да не нервничай ты так, — Урош бесшумной тенью следует за мной, а мне чудится, что это не шаги человека, а поступь зверя. — Накормим, напоим, обогреем.

На последнем слове он хмыкает, и я тихо шепчу:

— У меня есть парень…

Ложь моя неубедительная и жалкая. И даже если бы где-то у меня и был молодой человек, то что бы поменялось? Разве смог бы он выступить против трех выпивших мужчин в попытке отстоять мою честь? Да кадык бы ему вырвали и схрумкали. Передергиваю плечами. Я не об избиении или убийстве подумала, а о каннибализме. Они бы точно сожрали моего воображаемого парня, а со мной сотворят нечто иное.

— Парень, говоришь, — с коротким смешком перескакивает низкие ступени крыльца и услужливо распахивает передо мной дверь, вглядываясь в лицо. — Нехорошо лгать, милая, Альфе.

У меня внезапно ноги подкашиваются от его низкого и сердитого голоса, и до костей пробирает страх.

— Тише, — Урош приобнимает меня за плечи, не позволяя осесть на пол.

Он втягивает носом воздух у моего виска, и перед глазами все идет размытыми пятнами. Я чувствую его напряжение, жар и возбуждение. Прерывистое и горячее дыхание обжигает кожу, и от него веет чем-то терпким и мускусным. И этот едва уловимый запах отзывается теплой тяжестью внизу живота и ногах.

— Сладкая девочка.

Пальцы дрожат, а сердце колотится о грудную клетку, оглушая меня гулкими ударами. Я в ловушке.

— Прошу… — жалобно поскуливаю я в его руках, — отпустите… я хочу уйти…

— А твой запах говорит о другом, — хрипло шепчет в ухо, — слова здесь ничего не значат. Мы чуем ложь.

— Я, правда, хочу домой…

— Но я чую иное желание.

Увлекает в дом, и дверь за нами бесшумной затворяется. Я обреченно оглядываюсь и вздрагиваю в объятиях Уроша, когда вновь принюхивается к моим волосам, а затем и вовсе касается кончиком языка скулы, словно пробует меня на вкус. Кожа горит от его слюны, и по телу прокатывается волна слабости и жара.

— Вечер перестает быть тоскливым.

4. Глава 4

Урош заводит меня в гостиную, а я забыла, как дышать: делаю два выдоха и только один вдох. Голова кружится, ладони вспотели, а в груди сердце будто на последних оборотах работает и вот-вот остановится.

— Что с ней? — Горан отхлебывает из банки пива и чешет бороду.

— Машина сломалась, — Урош усаживает меня в кресло и с улыбкой заглядывает в лицо. — Бывает же такое, да?

— Это называется страх, — деловито отвечает Йован, и от холодного взгляда его зеленых глаз между лопаток проступает липкая испарина. — Ее запах забивает другие, но ей страшно.

— А почему тебе страшно? — Горан вскидывает черную бровь и замирает с банкой пива у рта.

— Вот мне тоже интересно, — Урош со смехом плюхается в свободное кресло и тянется к коробке с пиццей, что украшена желтыми кусочками ананаса.

— Потому что я хочу домой…

— И где ты живешь? — Йован мягкой походкой идет через гостиную к комоду и наливает в бокал виски на два пальца.