Смех обрывается молчанием, а я откидываю футболку в сторону и понимаю, что моя злость играет против меня. Мне не простят, если я тут в ярости сорву одежду.

— Я мокрая, — пытаюсь оправдаться и накрываю лицо рукой, потому что фраза получилась очень двусмысленной. — Мне надо переодеться.

— Раздеться, — сердито поправляет меня Йован.

— Тогда вы точно глотки друг другу перегрызете, — серьезная отговорка, чтобы не разоблачаться.

— Раздевайся, — Урош ухмыляется и волосюхами своими встряхивает. — Или претворим в жизнь твои фантазии с порванной одеждой.

— Так, может, она этого и ждет? — Горан делает ко мне шаг и скалится.

— Да подавись! — взвизгиваю я, стягиваю майку и застываю изваянием под гнетущим молчанием.

Их взгляды прожигают во мне дыру, а соски набухают, наливаются кровью и тянут легкой болью. Пиво меня, конечно, наделяет смелостью, но она граничит со слабоумием. Смотрят на мою грудь так, будто не думали, что она у меня есть.

— Маленькая, как я люблю, — сипит Урош и сглатывает.

— И соски розовые, — кивает Горан.

— И торчат, — констатирует факт Йован и нервно приглаживает волосы, не отрывая взгляда от моей груди. — Им хоть стекло режь.

Что делать? С визгом прикрыться ладонями? Нелепо и глупо. Такой сценарий проканал бы, если бы кто-то внезапно ворвался в ванную комнату, где я принимаю душ. Отвернуться и заплакать, потому что я — неадекватная девственница, которая сначала оголяется, а потом рыдает?

Происходит нечто странное. Оборотни медленным шагом выхаживают вокруг, настороженно оглядывая меня, и тихо порыкивают, то и дело зыркая друг на друга.

— Господа, — заявляет Йован, — это испытание нашей дружбы. Прежде ей ничего не угрожало.

— Возможно, сама Мать Луна нас испытывает, — Урош похрустывает шеей и разминает плечи, — случайности никогда не бывают случайны.

— Да вы, мать вашу, философы, — Горан отпинывает банку с пути. — Если эту суку кто и привел к нам, то сам черт.

14. Глава 14

Горан замирает за моей спиной и втягивает носом воздух у шеи, коснувшись теплой ладонью правой ягодицы сквозь ткань штанов.

— Кое-что на тебе лишнее, Мила, — шепчет на ухо.

— Согласен, — глухо отзывается в другое ухо Йован, а Урош глаз не отводит от моей груди.

— Прямо в душу смотрят.

— Мила, — требовательно повторяет Горан и кончиком языка поддевает мочку. — Тебе не только маечку надо снять.

Самое время упасть в обморок. Я не одобряю волчьи драки, но и стриптиз перед тремя мужиками тоже не приветствую. До дрожи в коленях и сиплых выдохов.

— Мила…

Голос Горана проникает под кожу, пронизывает мышцы и оплетает кости, и я снимаю носки. Распрямляюсь и смотрю на окно. Ох, мамочки, не выпутаться мне из жуткой переделки с тремя членами, но время я потяну, пусть и трусы у меня мокрые насквозь. Да и торопиться нельзя, потому что оборотни все еще ревниво друг на друга посматривают и нет-нет, но с угрозой порыкивают.

— Она сняла носки, — Урош, наконец, переводит взор с моих сосков и возмущенно вглядывается в глаза. — Мы не про носки тебе говорили.

— Но их тоже надо снять, — я поджимаю пальцы на ступнях. — А то буду голой и в носках. Это странно.

— Хорошо, — выдыхает Йован в щеку, — ночки сняты. Очередь штанишек.

И накрывает ладонью левую грудь, а Урош ревниво захватывает правую. Горан в это время жамкает ягодицу и мочку покусывает. В голове нет мыслей, только желание уже прийти к финишу волчьих игрищ. Их слишком много, их густое амбре стирает мою личности, подчиняет тело низменным инстинктам.

Стискиваю зубы и подныриваю большими пальцами под резинку штанов и решительно их стягиваю. Отступают и опять переглядываются, оценивая ситуацию на наличие попыток задоминировать меня и перейти тонкую грань временного перемирия.