Лицо Горана с хрустом вытягивается, а сам он покрывается шерстью и раздается в росте и в ширину. Штаны расходятся по швам. Его примеру следуют Йован и Урош, и в мое сердце вонзаются черные иглы животного страха, и разносится ядом по крови прямо в мозг, сигнализируя ему, что надо бежать. Бежать без оглядки. Мы уверовали в существование оборотней, и эта вера сжигает дотла разум ужасом.

Я разворачиваюсь. И… Падаю! Падаю, етить их в волчьи хвосты, потому что ноги подкашиваются и силы разом меня покидают. Меня ловит чья-то лапа за ворот футболки, а еще две усаживают в кресло, по которому я растекаюсь и роняю голову на плечо.

— Воды, — рычит мутная реальность.

Меня окатывают холодной водой, а я лишь всхрапываю, утопая в вязкой слабости и тихих ударах сердца. В ноздри заползает едкий запах и пробивается через слизистую к мозгу. Я чихаю, выныривая из мглистого омута, и промаргиваюсь. Делаю осторожный вдох, сглатываю и откидываю голову назад. Три обеспокоенных лица передо мной.

— Не деритесь, а, — вытираю лицо от воды.

— Но ты должна… — сердито шепчет Йован.

— Не должна, — хватаю его за бороду и притягиваю к себе, чтобы коснуться его губ легким поцелуем.

Мягко отталкиваю и подаюсь в сторону Уроша, попутно поглаживая Горана по щеке, заросшей жесткими волосами. Еще один трепетный и невесомый поцелуй, и я накрываю третьи губы. Горан шумно выдыхает, и я откидываюсь на спинку кресла.

— Что же, — устало приглаживаю волосы, — я впервые поцеловала трех мужчин… ой, нет, — закрываю глаза, — трех оборотней.

13. Глава 13

— Я уже как бы настроился вам двоим навалять, — Урош фыркает и хмурится на Йована и Горана.

— Дама попросила нас не драться, — Сердито и недовольно отзывается Йован и сжимает переносицу.

— Эта дама многое себе позволяет, — Горан нервным шагом отходит к окну и вскидывает лицо к потолку, — предлагаю еще выпить.

— Дельная мысль, — кивает Урош и из-под кресла достает связку из шести банок пива.

Я хочу возмутиться, что они и так пьяные, но когда мне вручают банку пива, я соглашаюсь, что выпить точно не помешает. Из леса меня не выпустят, а трезвой я просто свихнусь. Немного протрезвела и чуть не схватила удар.

Пока я открываю банку, мои пленители залпом выпивают пиво, мнут с жутким скрежетом в руках пустые жестянки, глядя друг на друга, намекая, что это могли бы их головы. Я делаю глоток теплого пойла, и замираю, когда Йован переводит на меня взгляд с толикой раздражения и даже ненависти.

Ну, его можно понять. Сидит в кресле девица в мокрой футболке, а он вынужден терпеть и бороться с эрекцией и желанием отметелить друзей, которые тоже имеют на меня виды. В нем, как в двух других, возмущен не только зверь, но и мужчина. Замечательно, мы переходим на следующую ступень взаимодействия, когда во всех бедах виновата женщина. Это же я явилась сюда, испортила вечер и сама себя, блин, не выпускаю из леса.

Я тоже злюсь. У меня не получается так быстро выхлебать пиво, но я очень стараюсь, потому что тоже хочу показать, насколько я раздражена после почти-обморока. Даже не смогли отправить меня в нокаут! Стоило погромче порычать, погавкать!

— Мы не гавкаем, — глухо хрипит Урош. — Мы не собаки, Мила.

И банку я не могу смять в лепешку, как получилось у оборотней, которые невероятно оскорблены моими мыслями о том, что им не мешало полаять для глубокого обморока. Я встаю, ставлю банку на пол и наступаю на нее. Скрежет, и я оглядываю каждого исподлобья. Да, мальчики, это могут быть ваши яйца.

— Что это еще за фокусы? — Горан вскидывает бровь.

— Бесите, — цежу сквозь зубы.

Вынудили меня их поцеловать, а я девочка скромная и мне даже сны эротические никогда не снились. Горан приподнимает бровь и в следующую секунду стены и пол вибрируют от его хохота. Йован и Урош присоединяются к гоготу друга, а мне не остается ничего кроме, как вспыхнуть гневом, как спичка, и стянуть мокрую футболку, что неприятно липнет к коже, а под ней майка на тонких бретельках. Тоже мокрая.