– Я? – переспросил он. – Можно сказать, я наблюдатель. Или пассажир. Просто пассажир этого поезда, как и вы. – Он сделал паузу, и в тишине снова стал слышен слабый запах озона. – А можно сказать, что я – эхо. Эхо того, что случилось. Или того, что еще случится. Зависит от точки зрения. А точки зрения, как известно, весьма ненадежная штука. Особенно в этом поезде. На этом маршруте.

Его слова повисли в воздухе, тяжелые, как неразорвавшийся снаряд. Он говорил загадками, но в этих загадках чувствовалась скрытая угроза. И знание. Он знал что-то о нас, о нашем путешествии, о том, что нас ждет. Этот безликий, мерцающий наблюдатель в бамбуковой шляпе был не случайным попутчиком. Он был частью того кошмара, в который мы погружались. Предвестником? Проводником? Или самим ужасом, принявшим человекоподобную форму? Я посмотрел на Кори. Она сидела неподвижно, сжав кулаки, ее глаза были прикованы к лицу незнакомца, которое продолжало свою тихую, жуткую трансформацию. Страх смешивался с недоумением и каким-то болезненным любопытством. Кто он? И что ему нужно от нас?

Часть 2.4: Квантовая Неопределенность Личности

Тишина в купе стала плотной, почти осязаемой. Стук колес снаружи казался далеким и нереальным. Все внимание было сосредоточено на фигуре в бамбуковой шляпе, на его мерцающем лице и тихом, ровном голосе, который продолжал звучать в напряженной тишине.

– Вы говорили о частицах, – сказал он, поворачивая голову то ко мне, то к Кори, и каждый раз его черты неуловимо менялись, подстраиваясь под наш взгляд или бросая ему вызов. – О квантовой неопределенности. О том, что частица может быть в нескольких местах одновременно, пока ее не измерили. Забавная концепция. Применимая не только к микромиру.

– Что вы имеете в виду? – спросила Кори. Ее голос дрожал, но она старалась держаться твердо.

– Личность, – ответил Наблюдатель. – Разве она не похожа на квантовую частицу? Набор потенциальных состояний, воспоминаний, желаний, страхов. Кем вы были вчера? Кем будете завтра? Вы уверены, что это один и тот же «вы»? А если множество? Множество версий вас самих, существующих одновременно в поле возможностей, пока какой-то внешний наблюдатель – или внутренний цензор – не произведет «измерение», не зафиксирует вас в одном конкретном состоянии?

Его слова звучали как лекция по популярной физике, смешанной с экзистенциальной философией, но в его исполнении они приобретали зловещий оттенок. Он говорил о нестабильности «я», о текучести идентичности, и его собственное лицо было тому наглядным подтверждением.

– Вы сводите все к физике? К уравнениям? – спросил я. Мне вспомнились теории Октава, его попытки описать реальность формулами.

Наблюдатель издал тихий звук, похожий на смешок, но лишенный веселья.

– Уравнения – это тоже знаки. Язык. Удобный для описания определенных аспектов реальности. Но не сама реальность. Реальность… она всегда ускользает от описания. Она – как мое лицо. Мерцает. Сопротивляется фиксации. Октав это понимал. Или думал, что понимал.

При упоминании имени Октава мы с Кори напряглись. Значит, он действительно знал.

– Вы знали Октава? – спросил я прямо.

– Знал ли я его? – Наблюдатель чуть наклонил голову, словно взвешивая слово «знал». – Смотря что вы вкладываете в это понятие. Я наблюдал за ним. За его… экспериментами. За его попытками прорваться сквозь ткань. Он был… амбициозен. И неосторожен. Он задавал правильные вопросы, но искал ответы не там. Или не так.

– Где он сейчас? – голос Кори сорвался.

– Сейчас? – Наблюдатель снова усмехнулся своей безрадостной усмешкой. – «Сейчас» – тоже очень относительное понятие. Особенно для Октава. Он хотел выйти за пределы линейного времени. Хотел объять все возможности сразу. Стать тем самым квантовым наблюдателем для самого себя. Боюсь, он… немного увлекся. Растворился в суперпозиции состояний.