Я посмотрел на сумку Кори. Черный камень. Что это за вещь? Гладкий, холодный, вибрирующий кусок черноты. Артефакт из другого мира? Или просто странный геологический образец? Но его холод, его… неправильность… были слишком реальны. Я вспомнил ощущение ледяного ожога на кончиках пальцев. И ту едва уловимую вибрацию, словно внутри камня билось черное, медленное сердце. Может быть, это и есть та самая «трещина», о которой говорил Октав? Не метафора, а физический объект? Или якорь, удерживающий эту трещину открытой? И мы везем его с собой, к предполагаемому источнику – лаборатории Октава. Идея казалась безумной. Но что в нашей ситуации не было безумным? Сам Октав был безумен. Его идеи были безумны. И мир, который начал просачиваться сквозь оставленные им щели, подчинялся не логике, а кошмару. Возможно, чтобы выжить в этом мире, нужно было принять его правила. Принять абсурд. Принять черный камень как часть новой, искаженной реальности. Я снова посмотрел в окно. Тьма. Абсолютная, непроницаемая тьма. Лишь наше бледное отражение скользило по стеклу. Мне вдруг показалось, что поезд не движется вперед. Что он просто висит в этой темноте, а стук колес – лишь имитация движения, звуковая галлюцинация. Что мы застряли в лимбе, в переходном пространстве между мирами, и эта ночь никогда не кончится. Стало трудно дышать. Я расстегнул воротник рубашки. Воздух в купе казался тяжелым, лишенным кислорода. Кори что-то пробормотала во сне, повернулась, плотнее прижимая к себе сумку. Ее дыхание было ровным, но лоб слегка нахмурен. Какие сны видит она сейчас, в этом поезде, несущемся сквозь статичную тьму? Похожи ли они на мои? Или у каждого из нас свой собственный ад, спроецированный на внутренний экран под монотонный аккомпанемент колес? Та-там, та-там… Ритм бесконечности. Или ритм падения.

Часть 2.2: Коллайдер Снов

Веки сами собой отяжелели. Монотонный стук колес, спертый воздух, нервное напряжение последних часов – все это слилось в вязкую усталость, которая тянула на дно, в сон. Я не сопротивлялся. Реальность была слишком неприятной, слишком пугающей. Возможно, во сне удастся найти временное убежище. Но я ошибся. Сон не принес покоя. Он стал продолжением кошмара, только в иных, более гротескных формах. Я оказался… нигде. В пустоте. Не в той черной пустоте за окном поезда, а в другой – серой, безграничной, лишенной ориентиров. Не было ни верха, ни низа, ни стен, ни горизонта. Только эта бесконечная серость, похожая на пыль, заполнившую вселенную. И тишина. Абсолютная, давящая тишина, от которой закладывало уши. А потом из этой тишины родился звук. Низкий, вибрирующий гул, который нарастал, заполняя собой все пространство, проникая под кожу, заставляя вибрировать кости. И вместе со звуком из серой мглы начали проступать очертания. Гигантские, неправдоподобные конструкции из ржавого металла, спутанных кабелей, стеклянных трубок, по которым текло что-то темное и вязкое. Это было похоже на… коллайдер. Ускоритель частиц. Но не тот чистый, хайтековый образ из научных журналов. Этот коллайдер был монструозным порождением безумного инженера. Он был собран из обломков разных эпох и технологий: паровые котлы соседствовали с квантовыми датчиками, вакуумные лампы – с оптоволокном. И все это было покрыто слоем той же серой пыли, что заполняла пространство.

Я стоял в центре этого чудовищного кольца. Или, вернее, я не стоял, а плыл, невесомый, в этой серой пустоте. Коллайдер гудел все громче, вибрация становилась почти невыносимой. И я увидел его. Октав. Он сидел не за пультом управления – пульта не было. Он сидел верхом на одной из ржавых магнитных катушек, как на троне. Но это был не совсем Октав. Его черты были искажены, словно отраженные в кривом зеркале. Глаза горели лихорадочным, нездоровым огнем. На нем был лабораторный халат, но грязный, рваный, забрызганный чем-то темным. В руках он держал… не приборы. Он держал дирижерскую палочку и самозабвенно дирижировал невидимым оркестром, который исполнял чудовищную какофонию гула, скрежета и воя, исходящего от коллайдера.