Трансформация через травму Мариам Пашкевич
Предисловие
Обращение к читателю
Дорогой друг, я уже написала одну книгу, под названием «Посмотри на свои руки», об осознанных сновидениях и выходах из тела, сразу после того, как я её отправила в издательство, то решила написать ещё одну. Она состоит из двух частей. В первой части я рассказываю о своей жизни, о душевных ранах, во второй – рассказываю о том, что на самом деле представляет собой духовное развитие и трансформация. Эта книга для тебя, если ты не обычный человек, эта книга для тебя, если ты столкнулся с непониманием кто ты и зачем живёшь, если ты не понимаешь, как дальше жить, почему у тебя что-то не получается и как вырваться из «Дня сурка», если ты в отчаянии и чувствуешь, что в твоей жизни вот-вот должны произойти решающие перемены. Эта книга для тебя, если ты не хочешь «быть как все» и подчиняться чужим установкам, идти на поводу у страха и стереотипов. Эта книга для тебя, если ты потерял близкого человека и не знаешь, как жить дальше. Эта книга для тебя, если ты постоянно спрашиваешь, сам не зная кого: «За что???» и не находишь ответа. Значит, эта книга не зря пришла к тебе. Значит, ты переживаешь трансформацию на пути духовного развития. Читай её внимательно, в ней ты найдёшь ответы на многие вопросы. Я сама пережила множество кризисов в своей жизни, боль и страдания, я – тот самый искалеченный человек, который искал ответы на вопросы и нашёл их. Но не все. Конечно, ещё далеко не все. Просветления тебе. И мне тоже.
Часть первая
Детство на рубеже 80-90-х
Севастопольские рассказы
Введение
В этой части я решила немного рассказать о своей жизни, потому что поняла, что мне просто необходимо излить душу, рассказать то, что долго держала внутри. Отдельно решила описать своё детство, проведённое в Севастополе. Это тоска по ушедшим годам моего детства в прекрасном белом городе у моря. Это время, когда были живы и достаточно молоды ветераны войны, когда люди, живущие на одной улице, знали друг друга и да, распускали сплетни, да, не всегда были дружны, но всё равно, было ощущение, что все эти люди… Не семья, конечно, нет, но одна большая компания. Мы как будто жили в каком-то фильме и играли роли, жизнь была более интересной и насыщенной. Во дворе собирались мужчины и играли в домино, время от времени шумно ударяя костяшками по доске, на лавочках днём и вечером сидели бабушки и обсуждали всё на свете, а также мы, дети, сидели на лавочках и рассказывали анекдоты, рисовали в тетрадках, играли в игры типа «Виселицы», когда надо угадывать слово по буквам и, если не угадал букву, то рисовалась по частям виселица и потом повешенный человечек, бегали по двору и играли в прятки, пятнали друг друга, разыгрывали сценки: «А давай ты будешь… А ты будешь…». Это были…
Золотые годы моего детства
Не всё всегда было плохо. Я родилась в Санкт-Петербурге, но примерно с двух до шести лет жила у бабушки в Севастополе. Бабушка моя была родом из Воронежской области, а в Севастополь приехала до войны и так там и осталась. Там же родилась моя мама. Я считаю Севастополь своим родным городом, потому что там осталась частица моего сердца и я всегда буду по нему тосковать.
Бабушка и дедушка по маме
Как я сказала выше, обстоятельства сложились так, что мне пришлось какое-то время жить с бабушкой и дедом, который был отчимом моей мамы, я называла его дядя Витя и он был мне как родной: он заботился обо мне, возил на плечах, доставал для меня дефицитные продукты и называл «Малышка Машенька». У него не было детей и внуков, и он любил меня, как родную внучку. Вообще, дядя Витя был добрейший, отзывчивый человек, и, многие пользовались его добротой (особенно соседи: они постоянно просили его о чём-нибудь), а сами над ним посмеивались. Он был похож на индейца: чёрные, как смоль, когда-то, волосы покрылись сединой, небольшие карие глаза, смотревшие иногда задумчиво, иногда проницательно (один зрачок был наполовину закрыт бельмом, что придавало его взгляду диковатость), выдающиеся скулы и подбородок. В нём было что-то благородное, но, в то же время, он одевался как нищий: постоянно ходил в какой-нибудь старой одежде и некоторые говорили, что он как бомж. Однако, дядя Витя был человеком с характером (бывший офицер, его отправили в отставку из-за того, что он потерял какие-то секретные документы), несмотря на широту своей души, он мог обматерить трёхэтажным забористым матом, да так, как никто не умеет. Сам себя он критиковал нещадно за то, что потерял те самые секретные документы, мне кажется, он так и не простил себе этого. Бывало, встанет в позу, выставит одну ногу вперёд, посмотрит своим проницательным взглядом и скажет мне после небольшой паузы: «Машенька, (пауза) я -баран!». И далее шли его рассуждения, достойные того, чтобы их записывать, настолько они были искусные и красочные. Но, к сожалению, я до этого не додумалась в то время. Родился дядя Витя в Калмыкии, в Элисте, он видел геноцид калмыков и рассказывал мне об этом, тогда он был ещё ребёнком, видел, как приезжали машины НКВД, как сгоняли калмыков, сажали в машины и куда-то увозили. Он писал книгу об этом, в толстой тетради, необычным, особенным почерком без наклона, который было нелегко разобрать. Мой наивный дядя Витя… Он отсылал рукопись за рукописью президенту Калмыкии Кирсану Илюмжинову, но никто ему, конечно же, не отвечал. Так и пропали эти ценные записи.
Дядя Витя и бабушка были в разводе, но продолжали жить вместе, в одной квартире. Иногда бабушка на него ругалась и пыталась выгнать, но, тем не менее, они жили вместе до конца жизни…
Бабушка была человеком не менее интересным и также, как я дед, с характером, за крепким словцом она не лезла в карман, сказать правду в лицо для неё никогда не было проблемой. Нелёгкую она прожила жизнь: детство в деревне, потом война, работа на заводе, на корабле, а в молодости была красавицей: тонкий, точёный нос, чёрные брови, кудрявые волосы, ярко-бирюзовые (да, именно бирюзовые, а не голубые) глаза. Бабушка рассказывала мне много интересных историй про деревню, откуда она была родом: Демшинка, Воронежской области. У них в деревне была ведьма, вредившая жителям, которая умела превращаться в кошку. И вот, как-то раз, жители деревни, подкараулив ведьму, когда она была кошкой, отрубили у неё лапу. На следующий день пошёл слух, что ведьма лежит дома с отрубленной рукой.
Также, бабушка рассказывала, что один раз пошла за водой и началась гроза и в ведро залетела шаровая молния, побыла там немного и вылетела.
Ещё один загадочный случай как-то раз произошёл с бабушкой. Спала она и вдруг почувствовала, что на грудь что-то давит, как будто кто-то сидит. Открыла глаза и видит – сидит что-то чёрное и мохнатое, с глазами. Она его спросила: «К добру или к худу?». «К добрууууу, к добрууууу», – провыло нечто и вылетело в окно.
Много рассказывала бабушка о войне. Был страшный рассказ о том, как шла она куда-то по улице с другими людьми, а рядом с ней шла девушка с красивой длинной косой. Вдруг завыла воздушная тревога, все куда-то побежали, и в памяти бабушки запечатлелась та девушка с длинной косой. Она уже не бежала никуда, она лежала на земле, голова с красивой косой лежала отдельно от тела…
Все братья бабушкины погибли на войне, кроме младшенького, Коли, который жил в Воронежской области, с семьёй.
Квартира и дача
Мы жили в однокомнатной хрущёвской квартире на улице Горпищенко, на пятом этаже и у нас была вещь, которой на том этапе не было у многих: домашний телефон (аппарат с диском, который надо было крутить пальцем, набирая номер), по этому телефону можно было позвонить и узнать точное время. Некоторые соседи ходили к нам, чтобы позвонить. Бабушка и я спали в комнате, я спала на тахте, над которой висел на стене большой ковёр со множеством причудливых завитушек, складывавшихся в узоры, которые я разглядывала, когда ложилась спать. Дядя Витя любил спать в коридоре. У него болели кости, и он спал на полу.
Горячей воды у нас не было. Чтобы помыться горячей водой, нужно было затопить титан, это была такая печка с длинной трубой, уходившей в потолок. Титан топили дровами. Гораздо позже появились газовые колонки.
Хотя квартира была в хрущёвском доме, но не маленькая: довольно большая комната, коридор, балкон, на котором я любила играть (и как я не упала оттуда?), возле дома, перед нашим балконом рос пирамидальный тополь, который был почти до нашего пятого этажа. Снизу, с улицы, то и дело доносилось гудение троллейбуса, «семёрки», как мы его называли, который останавливался на остановке и ехал дальше, до конечной, а там разворачивался обратно и держал путь в центр города. Таким образом, наш дом был ближе к окраине. За конечной остановкой троллейбуса уже были луга, поля, сады, посадки с пирамидальными тополями, крымские сосны, в общем, обычный и такой прекрасный крымский пейзаж. Жилых домов тут уже было очень мало. Там уже ездил автобус, который вёз людей мимо остановки Дергачи, до садоводства, где у многих (и у нас тоже) были дачные участки. Вернее, автобус ехал не до самого садоводства, а до автозаправки, где надо было выйти и ещё долго идти пешком. Мы шли мимо поля с маками, дед рвал мне полынь, я её тёрла между пальцев и нюхала, потом мы шли дальше, иногда дед нёс меня на плечах, шли по пыльной дороге садоводства и рвали ежевику, зелёные орехи. Наш участок был довольно далеко, не в самом начале, необходимо было пройти длинный, но очень интересный путь, полный впечатлений и обязательно поздороваться с соседями, которых иногда мы видели, занятых своими делами во дворах и огородах. Пока бабушка и дедушка занимались своими делами на огороде, я лазила по деревьям на участке, рвала и ела черешню, клубнику, сливы и другие фрукты. Иногда поглядывала в ржавую металлическую бочку, наполненную водой, в которой плавали головастики: я ждала, когда они станут лягушками. По соседству с нашим участком находился участок дяди Гриши, который владел небольшой пасекой. Иногда я выходила за пределы участка и болталась по садоводству, заходила в орешник, а как-то раз нашла пустой бассейн для воды, неизвестно для чего созданный, а вечером мы ехали домой, так как на участке не было дома, в котором можно было переночевать, только недостроенная деревянная будка, довольно большая, иногда с вёдрами черешни или других фруктов и ягод.
