Оливия глубоко вдохнула и с лёгкой улыбкой огляделась.

– Здесь стало так красиво, – заметила она, любуюсь мягким сиянием огней.

– Да, мне тоже очень нравится, – ответил Николас, глядя на неё, но в его глазах промелькнуло что-то неуловимое, что-то глубоко личное.

Они шли молча, наслаждаясь тишиной ночи, пока Оливия вдруг не замерла.

Её взгляд наткнулся на статую – фигуру девушки из белого мрамора, что стояла среди невысоких кустарников и словно смотрела на неё её же глазами.

– Николас… – Оливия побледнела, не сводя взгляда со статуи. – Ты тоже это видишь? Или у меня галлюцинации?

Её голос дрожал от непонимания.

– Почему эта статуя – точная копия меня?

Николас отвёл взгляд, как будто выбирая слова.

– Эту набережную сделали по моему проекту, – наконец произнёс он.

Оливия растерянно посмотрела на него.

– А статуя?..

Он глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

– Я так скучал по тебе, Оливия… – его голос прозвучал глухо, но искренне. – Я заказал статую, похожую на тебя. Я часто приезжал сюда и… разговаривал с ней, как с тобой.

Сердце Оливии дрогнуло.

Она не знала, что сказать.

Оливия медленно подняла на него взгляд. В её глазах отражалась луна, мерцающая в тёмных водах океана, но ещё ярче там светилось нечто другое – ожидание, сомнение, надежда.

– Ты и вправду так скучал по мне, Никки? – её голос был тихим, почти неуловимым, но в нём звучала искренняя неуверенность.

Николас глубоко вдохнул, прежде чем ответить, и честность проскользнула в каждом слове.

– Да, – просто, но твёрдо признался он. – Когда ты уехала… у меня словно частичку души отняли.

Оливия дрогнула. Она отвела взгляд, словно борясь с чувствами, но затем, почти шёпотом, призналась:

– Я тоже скучала по тебе…

Николасу перехватило дыхание.

Он ощутил, как сердце сжалось и забилось сильнее. Как? Как именно она скучала? Как по другу? Или… Он хотел спросить, но не решился.

Оливия поёжилась, когда с океана дунул прохладный ветер, развевая её волосы.

– Замёрзла? – тут же спросил Николас, и, не дожидаясь ответа, снял пиджак и мягко набросил его ей на плечи.

Ткань ещё сохранила его тепло, и это тепло пробежало по её коже, заставляя сердце оживится.

Николас медленно притянул её ближе, нежно, бережно, словно боялся, что она растает в его руках, как хрупкий сон.

Он обнял её, согревая собственным теплом, и Оливия не сопротивлялась.

Она просто закрыла глаза, слушая, как под его рубашкой бьётся сердце – сильное, уверенное, родное.

Яркая вспышка озарила их лица, словно раскат молнии в ночи. Затем ещё одна. Резкий щелчок затвора. Топот удаляющихся шагов.

– Чёрт! – выругался Николас, его взгляд мгновенно стал холодным и жёстким. – Папарацци.

Оливия взволнованно обернулась, её сердце забилось сильнее. Она забыла. Она совершенно забыла, что перед ней не просто Никки, её друг детства. Перед ней Николас Реймонд – кандидат в сенаторы, человек, за каждым шагом которого следят тысячи глаз.

Она подняла на него испуганный взгляд.

– Что теперь будет? – её голос дрогнул.

– Мы попадём во все новости, – сухо бросил он, сжимая челюсти.

Оливия тяжело вздохнула, чувствуя, как её охватывает беспокойство. Что скажут люди? Как это отразится на его кампании?

– Поехали, – сказал Николас, решительно беря её за руку и увлекая к машине.

Он открыл перед ней дверь, и Оливия поспешно села, ощущая, как её охватывает тревога.

Всю дорогу они молчали, напряжённость заполнила салон. Николас сжал руль так, что побелели костяшки пальцев. В его глазах горело напряжение, но не только из-за скандала.

Наконец, он резко свернул к дому его родителей.

– Оставайся завтра дома, – жёстко приказал он, не терпя возражений.