–– Ау! Здесь есть кто живой?

Эхо тут же подхватило слова Рича:

–– Ау-у! А-а… у-у! Есть кто живой? Есть… Живой… ивой… ой… ой-ой-ой… – отозвалось гулкое и какое-то очень уж живое эхо.

Викторову стало страшно. Стыдно, конечно, признался себе Ричард, но жутко. Викторов сглотнул вставший в горле ком. Прислушался и обернулся. Совсем недалеко от развалин он заметил слегка припорошенные снегом кирпичные стены. Внешне они были похожи на стены старинного замка. Только чуть меньше. Ричард махнул рукой и направился к ним. Должно быть, та самая конюшня, подумал он. Наверное, где-то там Батюшков когда-то спрятал труп прелюбодея в рясе. Рич, оказавшись у стены, присел на корточки и погладил ее рукой. Кирпичи были неоштукатуренные. Шершавые и холодные. В щелях застыла ледяная корка. На некоторых кирпичах еще сохранилась старинная маркировка. Раньше такую всегда на них ставили. Что-то вроде знака качества. По таким маркировкам можно легко определить фабрику, на которой был отлит кирпич. Не то, что сейчас – неизвестно из чего построят дом, а потом подтирают сопли и разводят руками: почему это он вдруг развалился, и кого крайним делать? А с виду вроде такой крепкий был. «Поповъ и C^>o», – прочел Ричард, разглядывая отпечаток, выдавленный на кирпиче. Чуть ниже стояла дата изготовления, но Ричард не придал ей значения и прошел в центр конюшни.

Викторов стоял и, слушая тихое завывание ветра, о чем-то думал. Молчаливые стены конюшни обступили его со всех сторон. И Ричу казалось, что с каждой секундой они оказываются все ближе и ближе. Было холодно. Царящая вокруг пустота звенела в ушах. Вдруг Рич заметил бугорок. Небольшой, щедро присыпанный снегом. Ричард присмотрелся и понял, что это каменная плита. Викторов подошел к ней. Недолго постоял рядом. Присел и осторожно смахнул с нее снег. На камне было высечено: «Господи, упокой душу безвременно почившего отца Игнатия. Аминь!». А вот и могила, подумал Ричард. Значит, не прогадал, решив заглянуть сюда. Викторов в такие минуты чувствовал душевный подъем. Ощущения сродни прыжку с парашютом. Это когда видишь землю у себя под ногами и понимаешь, что Земля вовсе не такая уж и большая, как кажется. Чудесное ощущение, особенно если ты находишься наедине с самим собой.

В это мгновение за спиной Викторова послышался шорох. Рич обернулся и заметил промелькнувшую тень. Она была тусклая, смазанная, едва различимая за пеленой опять начавшегося снега. Еще ему показалось, что воздух вокруг тени будто пульсирует. Рич сперва даже испугался. Но, решив, что бояться абсолютно нечего, успокоился. Ведь невероятное всегда кто-то придумывает. Это Ричард знал точно. Он и сам невероятного столько понапридумывал, что разобраться во всем этом уже не представлялось возможным даже ему самому.

Загадочная тень на секунду задержалась у стены. Потом задрожала и внезапно превратилась во вращающийся шар. Не успел Викторов опомниться, а шар уже прошел сквозь стену. Такого Ричард еще никогда не видел. Хотя, слышать о подобном иногда приходилось. Но в душе Рич считал такие происшествия частными случаями невероятного…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В душе Викторов все еще оставался мальчишкой. Его, как в юности, до сих пор пленило все необъяснимое. Желание Рича писать книги околонаучной и чисто эзотерической тематики именно этим и объяснялось. Правда, сейчас Рич стал более прагматичным. А вот лет двадцать назад Ричард действительно искренне верил и в леших, и в домовых, и в пришельцев из далекого космоса. И, конечно же, он верил в то, что Египетские пирамиды соорудили именно они – большеглазые, трехпалые, ни бельмеса не понимающие в земных делах. Рич верил в рассказы друзей, от которых окружающий мир буквально на глазах выворачивался наизнанку. Кто-то из друзей рассказывал, что видел домового собственными глазами, а кто-то утверждал, что лишь его волосатую руку. Но по-совести говоря, в те далекие времена в леших, домовых, русалок и пришельцев с какой-нибудь Альфа Центавры верили не только дети. Взрослое население СССР, конечно, скрывало свою веру в нежить, но ведь оно с не меньшим энтузиазмом скрывало и веру в Господа. Такие уж времена были. То инквизиция тридцатых годов, то война с паранормальным Фюрером, то странная оттепель, то глубокий застой, то психическая деноминация, то псевдонаучная девальвация – круговерть человекомассы в государственной политике. Какая тут может быть вера! Какая тут нежить, какой Господь! Ведь даже за безобидное крещение любимого отпрыска в церкви можно было поплатиться – и не только строгим выговором по партийной лини.