Оставалось только по нему пройти.

***

– Оператор номер три, приготовиться, – раздался резкий металлический голос, лишь отдалённо напоминавший женский.

Наверное, по задумке конструкторов и инженеров подобный звук речи должен был настроить меня на умиротворённый и благостный лад. Получалось, правда, зачастую наоборот. Голос скрежетал, гудел и рявкал электронами так, что на ум приходил не ласковый оклик матери, которую я никогда не знал, но скорее злобный говор мачехи, отчитывающей меня за очередную мелкую провинность.

В любом случае, даже если представить на секунду, что задумка неведомых мне проектировщиков удалась, а механик оборонительной станции всё-таки соизволил починить раздражавший динамик, успокоить меня в данный момент могло мало что. Испытание, ежегодная, рутинная процедура, которую я уже четыре раза проходил успешно, вновь надвигалась. Медленно и неотвратимо. И по предварительному тестированию я недобрал целых десять баллов.

Колоссальный разрыв. Особенно между жизнью и смертью.

Конклаву не нужны дураки. Не нужны лентяи и идиоты, те, кто за целый год, за триста шестьдесят пять дней не смог научиться чему-то новому, освоить новую дисциплину и достигнуть в ней определённых успехов. Отсеять таких людей как раз и было призвано Испытание. Что происходит с теми бедолагами, которые не смогли пройти тестирование, не смогли доказать беспощадной и бесстрастной системе оценивания, что достойны ещё на год продлить своё существование под безопасным голубоватым куполом, я не знал. Никто не знал. И, понятное дело, проверять не хотели.

Но исходя из того, что таких людей больше никто и никогда не видел, можно было рискнуть предположить, что ничего хорошего.

Такая система изначально была порочна. Понять я это смог только тогда, когда получил диплом об окончании школы. И, как и обещал Владиславу Сергеевичу, а также с его молчаливого патронажа, поступил на военную службу. Мальчишеские иллюзии о бесконечном самосовершенствовании рассеялись, превратились в прах и песком заскрипели под тяжёлыми сержантскими сапогами.

Проблема состояла в том, что тебя банально не хватало. Какую бы ты профессию ни выбрал, какой бы путь ни избрал, твоё развитие на этой стезе будет поступательным. Эволюционным. И очень медленным. Куда более медленным, чем того требуют с каждым годом всё сильнее и сильнее возрастающие критерии для прохождения Испытания.

Я стал хорошим солдатом. Прекрасным оператором орудия смертоубийства, едва ли не на интуитивном уровне понимающим свою машину, с отличной реакцией, горячим сердцем и холодной головой. Как раз тем человеком, что видит на экране шлема управления лишь россыпь схематических точек и отметок, но никак не живых и ревущих людей (людей ли? Разве кто-то вообще видел этих техноварваров?), бегущих в безнадёжную атаку на фортификационные сооружения города. Я учился, да. Очень быстро учился. Я в кратчайшие сроки понял, как рассекать огнём атакующие цепи, изучил от корки до корки строение крупнокалиберных орудий, которыми управлял, и достиг почти стопроцентного слияния с нейроинтерфейсом станции, моими руками и ногами в деле этой странной и почти односторонней войны.

И эти знания помогали мне снова и снова успешно проходить Испытания. Аж четыре раза подряд. Ровно до сегодняшнего момента.

Система была порочна. Она превращала человека не в мастера своего дела, не в носителя бесценного знания, как утверждала Концепция, но лишь в сумасшедшее животное-грызуна, что из года в год бежит по горящему пластиковому колесу, надеясь на то, что где-то там, за горизонтом, его ждёт вкусный и сочный орешек. Награда за многолетние труды.