Они продолжили свой путь, и Элара шла уже не как заблудившаяся девочка, а как ученица. Она прислушивалась к теням, и в их шепоте она слышала не только страх, но и забытые истории, которые ждали своего часа. Она знала, что её путешествие только началось, и что Каэль – её проводник в мир, о котором она даже не подозревала. В мир, который был гораздо сложнее, чем просто свет и тень.

Путь через Зачарованный Лес был похож на погружение в густую, живую ткань, сотканную из древних, непричёсанных нитей. Деревья здесь были не просто деревьями; их узловатые ветви, покрытые мхом и папоротником, сплетались в причудливые, движущиеся узоры, напоминая собой узлы на гигантском, непослушном полотне. Каждый шорох, каждый шелест листьев был частью этой ткани, и Элара, после своего первого урока с Каэлем, теперь слышала их не только ушами, но и всем своим существом. Тени под деревьями были глубокими и полными, и она чувствовала, как они шепчут. Это были не злые голоса, а просто отголоски прошлого, брошенные Ткачами. Элара могла теперь различать их, как мелодии: нить потерянной игрушки звучала как тихий, жалобный звон колокольчика, а нить невысказанного слова – как скрип старой двери.

Каэль двигался в этом мире как дома. Его тёмная одежда и бесшумные шаги делали его почти невидимым среди теней. Он вёл Элару через лабиринт из извивающихся корней и колючих кустарников, где, казалось, не было ни тропинок, ни ориентиров. Но он шёл уверенно, будто видел невидимую карту.

«Смотри», – сказал он, указывая на мерцающий, словно затухающий уголёк, огонёк вдали. – «Это нить Утраты. Кто-то когда-то потерял здесь что-то очень важное. И эта нить осталась. Она светится, потому что не принята. Её никто не оплакал».

Элара вгляделась. Огонёк пульсировал, словно маленькое, разбитое сердце, его свет был тусклым и болезненным. Раньше она подумала бы, что это просто светлячок, но теперь видела, что это – остаток чьей-то боли, который не смог найти своего места в ткани мира. Это было красиво и в то же время невероятно грустно. В мире, сотканном из эмоций, любая из них могла обрести форму, даже самая горькая.

«Разве её нельзя просто… вплести обратно?», – спросила Элара, чувствуя укол сострадания.

«Ткачи не могут вплести то, что не хотят видеть», – ответил Каэль. Его голос был лишён эмоций, но в нём слышалась глубокая горечь. – «Они могут только создавать. Но не исцелять. В этом и заключается их ограниченность. Они считают себя создателями, но они – всего лишь садовники, которые вырывают сорняки, вместо того чтобы понять, почему они растут».

Элара задумалась над его словами. Он был прав. Они всегда только создавали. Они никогда не сталкивались с последствиями своих действий. Они считали себя богами, но на самом деле были лишь мастерами по созданию иллюзий.

«Почему ты так хорошо всё знаешь?», – спросила она, и в её голосе прозвучало искреннее любопытство.

Каэль остановился. Его лицо было серьёзным, как камень. «Мой отец был Отбрасывателем. Он посвятил свою жизнь изучению „Несотканного“. Он верил, что там есть не только кошмары, но и ответы. Что тени – это не проклятие, а память. Но однажды… он исчез. Просто растворился в тени, не оставив после себя ни нити, ни следа. И я ищу его. Я ищу его нить, которая должна где-то здесь витать».

Элара почувствовала укол сострадания. Она поняла, что у него тоже есть своя «нить Утраты», своя глубокая, личная тень, которую он нёс с собой. Это было не просто приключение для него, это была его миссия.

Чем глубже они проникали в лес, тем плотнее становились тени. Они больше не шептали, они почти кричали, их голоса сплетались в какофонию, от которой у Элары звенело в ушах.