Примордиализм – направление в этнологии, согласно которому этничность является изначальной характеристикой человека, она объективна по отношению к индивиду и не может быть создана или разрушена искусственно. Поскольку в советской общественной науке бытовало представление об этносах как общностях объективных, но второстепенных, несравнимых по своей значимости с классами, то предполагалось, что со временем, в процессе строительства нового общества, будет происходить стирание национальных границ. Однако, несмотря на внутреннюю противоречивость такой позиции, сомнений в реальности этносов у отечественных ученых не возникало вплоть до 90-х годов XX века, когда с Запада в отечественную науку пришли новые научные парадигмы, в том числе конструктивизм.

Конструктивизм, в противоположность примордиализму, фиксирует внимание на изменчивости, ситуативности и субъективной природе этнических феноменов. Оспаривая объективность традиционно признанных компонентов этноса, конструктивисты настаивают на существовании представлений о них. Считая этнос категорией условной, они предпочитают использовать понятие «этничность»[1].

Интерес к проблеме этничности в нашей стране начал формироваться еще в начале 70-х годов, а полемика между представителями старой школы, отстаивающими объективистское понимание этноса, и апологетами западных концепций этничности развернулась с конца 80-х годов на страницах журнала «Советская этнография»[2]. Начало этой дискуссии положил доклад директора Института этнологии и антропологии АН СССР В. А. Тишкова, сделанный на заседании Президиума АН СССР в 1989 году.

Примерно в это же время с новой силой разгорелось противостояние представителей российской академической науки и Л. Н. Гумилева. Если с момента появления пассионарной теории в 60-х годах эта борьба носила внутринаучный характер, то во второй половине 80-х – начале 90-х годов она стала достоянием широкой общественности. Гумилев получил возможность отстаивать свою точку зрения на радио и телевидении, его работы издавались огромными тиражами.

Во многом интерес ко Льву Николаевичу, а заодно и к теории пассионарности подогревался его происхождением (сын Николая Гумилева и Анны Ахматовой) и трагическими обстоятельствами жизни (был репрессирован, провел в ГУЛАГе в общей сложности более десяти лет). Либерально настроенной общественности почудилось, что фигура Гумилева подходит на роль этакого знамени в борьбе с нашим «тоталитарным прошлым». Но по мере знакомства с его воззрениями пришло понимание, что выбранный объект никоим образом уготованной ему роли не соответствует. И русских с коммунистами отождествлять не желает, и события русской истории нового времени полагает трагическими, но во многом закономерными, отказываясь считать их исключительно проявлением чьего-то злого гения, и даже утверждает, что «если Россия будет спасена, то только как евразийская держава» [24].

В 1992 году Лев Николаевич уходит из жизни. Критика со стороны его оппонентов к тому времени уже приобрела массированный и крайне агрессивный характер. Многие из его читателей так ничего и не поняли, по сей день утверждая, что население США – молодой этнос, чье рождение можно отсчитывать чуть ли не от Декларации независимости. Итог – стигматизация: «талантливый популяризатор», но «антинаучно».

Итак, теория этногенеза Льва Николаевича Гумилева появилась в середине прошлого века, подверглась жесткой критике и до сих пор не принята академическим научным сообществом. Причина – ее «антинаучность». За это время путем критического анализа от антинаучной теории можно было камня на камне не оставить, но почему-то «курилка жив», а термины, введенные в оборот Гумилевым, звучат в последнее время все чаще. То и дело применительно к этносоциальным процессам встречаются понятия «химера» или «антисистема», а от «пассионарности» вообще нигде укрыться невозможно. В чем же дело? Попробуем разобраться, начав с критики.