Разбираясь с этим вопросом еще более подробно, мы обнаружим, что эгоизм и альтруизм в общепринятом смысле – это вообще не о пассионарности. Пассионарность противоположна лишь эгоизму, понимаемому как приоритет инстинкта выживания перед всеми остальными побуждениями, т. е. в чисто биологическом смысле. На уровне социального поведения, согласно теории Гумилева, примешивается такой фактор, как аттрактивность, противопоставляемая «разумному эгоизму».
Увлекаясь какой-либо мыслью, Лев Николаевич не всегда достаточно четко ее формулирует; еще чаще искажения вносятся благодаря произвольной трактовке читателем терминологии, предложенной Гумилевым. Таким образом, чтобы разобраться в некоторых разночтениях, необходимо основательно «вжиться» в его теорию, но даже в этом случае остается риск субъективных трактовок, делающих их дискуссионными. Возникает законный вопрос: существуют ли причины, служащие оправданием этому занятию, стоит ли тратить на это время и силы?
Положительный ответ на этот вопрос, основанный на непреходящей актуальности поднятых Гумилевым проблем, и побудил автора к написанию данной работы, состоящей из четырех частей. Первая часть содержит некоторые пояснения к самой теории этногенеза. Их необходимость связана с двумя обстоятельствами: повсеместным искажением смысла базовых понятий, введенных Гумилевым, и обилием исторических примеров, фактов и их интерпретаций, сквозь дебри которых Лев Николаевич пытается подвести своего читателя к пониманию сути этногенетических преобразований в процессе развития этнических систем.
Л. Н. Гумилев писал: «…прежде чем излагать историю страны или народа, надо увидеть ее самому, а смотреть тоже можно по-разному: с птичьего полета, с вершины холма, из мышиной норы. В каждом случае мы что-то заметим, а что-то упустим, но совместить все три уровня рассмотрения невозможно» [23].
Сам Лев Николаевич, обладая прекрасной памятью и высокой эрудицией, превосходно себя чувствовал на всех уровнях и легко между ними перемещался. Надо отметить прием, позволяющий Гумилеву оставаться на соответствующей высоте, высоте птичьего полета, – широкую панораму. Это означает, что рассматривается огромная территория, иногда большая часть Евразии целиком. Взгляд автора охватывает ее всю, при необходимости фокусируясь на какой-то конкретной пространственно-временной точке. Следует перечисление имен и дат, описание событий и их объяснения с точки зрения той или иной фазы этногенеза.
Неподготовленный читатель[8] непроизвольно соскальзывает на другой уровень рассмотрения, пытаясь разобраться с предложенной информацией и ее трактовкой, вольно или невольно застревает на деталях. Перспектива неизбежно теряется. А Лев Николаевич уже за тысячу километров, нырнул в очередной водоворот событий. Эта особенность работ Гумилева отмечается не только критиками. В качестве примера можно привести замечание редактора одной из книг Льва Николаевича, который вполне расположен к ее автору: «Ваша книга так насыщена историческим материалом, и так легко и свободно Вы с ним обращаетесь, что читатель, уйдя в интереснейшую фактологию, подчас теряет логику Вашей научной мысли» [21].
Однако Гумилев предложил теорию такой степени обобщения, что уровень восприятия «с высоты птичьего полета» должен непременно присутствовать. Под иным углом зрения адекватно ее воспринять невозможно. Спуски на другие уровни необходимы для формирования связей между кусочками исторического пазла, но целостному восприятию алгоритма развития этноса они часто мешают. Поэтому максимально схематичное и упрощенное изложение динамики этногенеза может оказаться не только полезным, но и необходимым.