[65].

«Мелочеведение» – термин Гумилева (на наш субъективный взгляд, очень удачный), но вряд ли справедливо обвинение, что Лев Николаевич вообще отвергал какое-либо значение исторических источников. Однако вопрос «откуда взял Гумилев известия о…?» вполне обоснован. В данном случае недоумение Я. С. Лурье касается хана Мамая и его договоренностей с генуэзцами, но список этот можно долго продолжать, так как Лев Николаевич, делясь с читателями своими выводами, далеко не всегда давал себе труд объяснить, откуда они взялись.

Сложнее согласиться со следующей мыслью Я. С. Лурье: «Летописцы могли быть и часто действительно были тенденциозны, но эта тенденция отражалась в первую очередь на описании событий близкого им времени. В изложении событий далекой древности она выражалась лишь в отстаивании исконных династических прав Рюриковичей. Главное, к чему стремились составители ПВЛ и Начального свода, – разобраться в противоречивых и часто легендарных сказаниях о событиях IX–X вв. и, по возможности, датировать их. Подозревать Нестора и его предшественника конца XI в. (которого уж никак нельзя обвинить в „западничестве“) в коварных умыслах при изложении событий давно минувших лет нет оснований» [64]. Перед нами чистой воды интерпретация, субъективный взгляд самого Лурье, так как его убеждение в отсутствии «коварного умысла» предшественника Нестора и объяснение якобы истинных мотивов последнего не менее бездоказательны, чем противоположное мнение Гумилева.

Спорно и утверждение Лурье, что провалы в летописании исторических событий не подлежат трактовке: источники могли не сохраниться по объективным причинам, но могли быть и сознательно уничтожены. Последнее требует мотива и открывает широкое поле для различных толкований. Таким образом, в полемике относительно исторических фактов и их летописного отражения мы часто видим противоположные точки зрения Гумилева и его оппонентов одинаковой степени (в лучшем для оппонентов случае) субъективности.

Однако метод доказательств, используемый Гумилевым, не бесспорен, так как сами исторические события, призванные проиллюстрировать и доказать теорию этногенеза, трактуются сквозь призму положений этой, еще не доказанной, теории. Поэтому иллюстрациями к ней исторические примеры являются, но в качестве исчерпывающей доказательной базы не могут быть приняты, так как отбиться в этой ситуации от обвинений в тенденциозном их подборе попросту невозможно.

Наряду со спорностью ряда исторических трактовок в произведениях Льва Николаевича можно найти противоречия, которые часто смущают даже его сторонников. Одним из критериев, которыми руководствуется наука, стремясь к объективности и достоверности полученных результатов, является критерий внутренней непротиворечивости, которая обеспечивается соблюдением основных законов логики в рассуждениях и выводах ученого. Работы Льва Николаевича с этой точки зрения не всегда выглядят безупречными.

Так, например, возникает путаница, связанная с понятиями эгоистической и антиэгоистической этики. Пассионарность Гумилев трактует как качество, противоположное инстинкту выживания. В одном случае он пишет, что оно исключает лишь равнодушие, с равной степенью «порождая подвиги и преступления, творчество и разрушение, благо и зло», в другом отмечает антиэгоистическую направленность пассионариев, «где интересы коллектива, пусть даже неверно понятые, превалируют над жаждой жизни и заботой о собственном потомстве» [26].

При более подробном знакомстве с теорией этногенеза мы обнаруживаем, что эта направленность в акматической фазе проявляет себя каким-то странным образом и более всего напоминает эгоизм в чистом виде. Однако для Льва Николаевича в этом никакого противоречия нет, и в этом случае он отмечает наличие высокой внутренней ответственности перед коллективом, понимаемым в узком смысле, – перед кланом, родом и т. п. Но коллектив этот в акматической фазе столь часто и кардинально противопоставляет свои интересы общественным, что грань между эгоизмом и альтруизмом размывается совершенно. Все зависит от того, с какой точки зрения наблюдатель оценивает соответствующее деяние – с точки зрения общественной пользы в широком смысле или узкоклановых, семейных и прочих групповых интересов.