Анализируя строение игровой деятельности, Валлон приходит к парадоксальному выводу, что играть, в истинном смысле этого слова, могут лишь взрослые, но не дети. Для игры, поясняет он, характерно временное высвобождение функции из под контроля подчиняющих ее высших форм деятельности, а у детей отсутствует такое иерархическое строение деятельности. Делая этот вывод, А. Валлон упускает из виду ведущую характеристику игровой деятельности – типичное для нее увлечение самим процессом деятельности, а не ее практическим результатом. В этом смысле ведущая деятельность ребенка специфически игровая.

Французский психолог Ж. Шато, отмечая специфику отдельных видов игр, анализирует игры с правилами, в которых элементы волевого поведения, преодоление трудностей, социальное утверждение через подчинение правилам представлены достаточно рельефно. Шато не отрицает наличия удовольствия в игре, но полагает, что наслаждение, получаемое в игре, – это моральное наслаждение. Выполнение плана и правил создает особое моральное удовлетворение. По мнению Шато, игра есть самоутверждение, ее результат – овладение новым образцом поведения взрослого. У ребенка нет других способов самоутверждения, кроме игры. Шато дает характеристику различным видам игр. Он отмечает, что в функциональных играх более ясно выражены элементы стремления к определенным достижениям, к самоутверждению. Имитационные игры включают идентификацию с моделью и вследствие этого могут быть средством самоуправления в познании и понимании других, а тем самым и оружием против эгоцентризма. Как и другие игры, по мнению Шато, игры-имитации свидетельствуют главным образом о самоутверждении личности в целом. Наиболее ясно эта тенденция к самоутверждению обнаруживается в играх с правилами. В большинстве случаев эти игры общественные, и поэтому самоутверждение принимает здесь характер социального самоутверждения в группе и посредством группы. По заключению Шато всякая игра есть испытание воли, т. е. школа волевого поведения, следовательно, школа личности.

Необходимо отметить, что общий подход к выяснению природы игры, который применялся при анализе игры животных, почти механически переносился на природу детской игры. Большинство теоретических концепций, которые разрабатывались, носили биологизаторский характер. Все они апеллировали к особенностям детского организма как биологического существа. Правда, по форме эти теории исторически видоизменялись. Сначала прямо утверждали, что игра – результат накопления в детском организме избыточной энергии, которая требует своего выхода и находит свое выражение в различного рода играх. (К. Гроос, Т. Рибо, Г. Спенсер и др.). В основе игры лежит врожденная способность к приспособлению и подражанию: она развертывается, реализуется и развивается по мере роста детского организма.

Открытый биологизаторский характер этих теорий не позволял проводить никакого различия между животными и человеком.

Неудовлетворительность такого понимания была рассмотрена в работах отечественных психологов (Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, С. Л. Рубинштейна, Д. Б. Эльконина, и др.).

Представители дореволюционной русской психологии К. Д. Ушинский и А. И. Сикорский также исследовали игру. Рассматривая игру в связи с работой воображения, К. Д. Ушинский отмечал влияние детского воображения на развитие души ребенка. К. Д. Ушинский не разрабатывал теорию игры, но четко указывал на ее большое значение в развитии и воспитании.

А. И. Сикорский рассматривал игру главным образом со стороны умственного развития. Он отмечает, что сложность и разнообразие игр и интерес, который обнаруживают к ним дети, растут и увеличиваются по мере умственного развития ребенка; параллельно с этим в организации игр всё более сказываются фантазия и творчество ребенка.