Останки козла спихнули в трещину возле импровизированного алтаря. Провожая их взглядом, Айдан вспоминал, как мастер Бернхард, когда ему пришлось отлучиться в Хейвенфельт вместе с братом Мельхиором, сильно повздорил с ним как раз из-за еды: мастер Бернхард вычитал где-то, что в старые времена путникам раньше вообще запрещали поститься, и по дороге уплетал мясо даже в те дни, когда по монастырскому уставу следовало сидеть на хлебе и воде, а брат Мельхиор, конечно же, клеймил его безбожником.

В напряжённом молчании пожевали сыр с солониной. Шаан жутко распереживался из-за плесени на сыре, и Виллем, чтобы наконец утихомирить его, отобрал у инквизитора надкушенный ломоть, заменив своим, вполне годным на вид. Вальтер попросил Бартеля осмотреть больного – а то ещё, не приведи Владыка, придётся к лошади привязывать. Волшебник похлопотал немного, развёл в кипятке щепотку алого, невыносимо пахнущего кислым порошка, добавил три капли зелья, похожего на выжимку из грозовой тучи, пошептал немного над неспокойной поверхностью отвара и заставил инквизитора выпить. Того после снадобья развезло совсем – но Бартель не терпящим возражений тоном сообщил, что так и должно быть.

– Я думал, вы просто колданёте немного – и он вскочит на ноги, – сочувственно взирая на бледное, покрытое испариной лицо Шаана, проговорил Вальтер.

– Так близко к Туманному Рву, – ответил тот, – магия может вести себя непредсказуемо. Молнией, пожалуй, не промажешь, но целительные чары тонкие, с ними лучше быть осторожнее.

– Всё-то у вас, колдунов, какие-то мутные отговорки, – буркнул рыцарь.

Тихие стоны инквизитора не улучшили настроение странников. Разговоры умирали, едва родившись, и даже обсуждение дальнейшего пути все безмолвно согласились отложить до утра.

В ту ночь Айдану снилось, что он стоит у перекрестка двух тропинок на опушке уже знакомого сгоревшего леса. Ему казалось, что он знал когда-то, куда ведёт каждая из дорог, и понимал, в какую сторону направиться сейчас, да отчего-то забыл. Взгляд метнулся в одну сторону, в другую, вернулся к перекрёстку – чуть в стороне от него на плоском камне возлежал, скрестив передние лапы, белый волк – удивительно крупный, пушистый, опрятный, очень красивый, так и хотелось его погладить, а ещё почему-то потыкать пальцем в круглый блестящий нос – зверь словно почувствовал, мелкие злые складки набрякли на спинке носа и под глазами цвета высохшей хвои. Приглядевшись, Айдан заметил, что у него на морде будто чёрной тушью нарисованный орнамент – ряд из треугольников от носа до глаз и вокруг ещё точки и загогулины. Тёмные губы чуть разомкнулись, выпуская желтизну клыков. Айдан вздрогнул и поспешил извиниться за непочтительные мысли, а потом зачем-то поздоровался с волком. Тот слегка склонил набок голову, словно желая получше разглядеть незваного гостя, и сказал – нет, даже и слово не разбередило застывшую тишину, но Айдан поклялся бы, ему сказали: «Ты заблудился. Хочешь, пойдём со мной?» Но куда? – растерянно порхнула мысль, и волк ответил, спокойно и почти ласково: «Дальше».

Очнувшись, Айдан судорожно приподнялся и закашлялся. Кажется, слюна попала не в то горло, и теперь внутри что-то адски саднило при каждом вдохе. Было ещё темно. Отсветы костра корчились на скальной стене. Кто-то храпел. Виллем беспокойно ворочался и стонал во сне. Инквизитор бредил. Айдан различил что-то вроде: «Вы не сказали мне… Но я знаю, теперь я знаю, кто она… Очень опасна, да… Но вам больше не напугать меня. Я догадался, кто такой Дейермер». Слова будто застревали в заложенном носу, и хронист не был уверен, что правильно распознал их, он надеялся услышать ещё хоть что-то, но снова провалился в забытье.