Старуха инстинктивно отдернула миску. «Не трожь, Вовка! Отойди!» – сказала она строго, но в голосе слышалась дрожь. Мальчишка нахмурился. Его друг подскочил сбоку. «Ой, смотри, киска!» – он заметил меня, замершего в нескольких шагах. Его глаза загорелись тем самым опасным, игровым огоньком.

Я отпрыгнул назад, прижав уши. Сердце забилось чаще. Не сейчас. Не из-за них.

«Давайте ее догоним!» – предложил Вовка, уже забыв про миску. Его внимание переключилось на меня. Опасность! Я метнулся к ближайшему укрытию – под стоящий «Жигуль». Дети, смеясь, бросились следом. Их тени упали на асфальт передо мной. Их Ладони были пусты, но я знал – сейчас они нагнутся, схватят палку или камень…

«Вовка! Петька! Марш домой, обедать! Сию минуту!» – резкий, как удар хлыста, голос разнесся по двору. Это была их мать, высунувшаяся с третьего этажа. Голос Кормильца, но в гневе. Звучал как угроза.

Дети замерли. Игрища кончились. Они нехотя поплелись к подъезду, бросая на мою сторону разочарованные взгляды. Опасность миновала так же быстро, как и возникла.

Старуха Марья Ивановна, все еще держа миску, стояла на том же месте. Она тяжело дышала. Потом взглянула на меня, выглядывающего из-под машины. В ее глазах я прочитал что-то вроде… извинения? Или просто усталость от внезапного шума.

Она медленно, осторожно, как будто боясь снова спугнуть, поставила миску с рыбой под сиреневый куст. На привычное место. Не на картон, а прямо на землю. Пахло чудесно. Она не стала ждать. Развернулась и так же медленно пошла обратно в подъезд, шаркая тапочками.

Я ждал. Пока дверь за ней не закрылась. Пока звук ее шагов не стих в подъезде. Пока не убедился, что Шумные не вернутся. Только тогда я выбрался из-под машины и подошел к миске.

Рыба была еще теплая. Не объедки, а хороший кусок хвоста и часть спинки. Я начал есть. Медленно, смакуя. Но часть внимания все еще была настороже. На подъезд. На окна.

Ладонь Старухи принесла сегодня щедрость. Ладони Шумных – только угрозу и хаос. Ладонь их матери издалека – спасение. Ладони Дворника или Пьяного могли бы принести совсем иное.

«Владельцы Ладоней… Они правят этим двором. Их решения – воля богов, которую мы не можем понять, а только принять. Протянутая ладонь – как мышь, пойманная на охоте: желанная, но требующая осторожности. Рискнешь схватить – получишь награду. Ошибись в намерении владельца Ладони – получишь боль. Или смерть. Мы учимся читать их походку, запах, звук голоса. Но Ладонь… Ладонь всегда последняя инстанция. Последняя загадка. Последняя ставка в нашей вечной игре на выживание под их окнами.»

Я доел рыбу. Облизал миску до блеска. Старуха Марья Ивановна была щедра сегодня. Несмотря на Шумных. Я посмотрел на окно ее квартиры на первом этаже. Там горел свет. Занавеска шевельнулась. Может, она смотрела? Может, нет.

Я отнес пустую миску чуть глубже под куст, к стене дома. Неписаное правило: не оставлять свидетельств щедрости на виду, чтобы не привлекать внимания других или не злить Дворника. Потом вернулся к своему теплому месту у трубы.

Солнце клонилось к закату, окрашивая кирпичи дома в теплый, медовый цвет. Люди продолжали свой вечный бег. Кто-то нес тяжелые сумки. Кто-то громко спорил по телефону. Кто-то просто сидел на лавочке, глядя в никуда.

А я, Шрам, с теплом рыбы в желудке и памятью о дрогнувшей Ладони Старухи, думал о том, как сложно быть вечным просителем у ног Владельцев Ладоней. И как сладка бывает награда за риск доверия. Пусть даже маленького и осторожного. Пусть даже всего на время поедания рыбы из миски под кустом сирени.

Глава 4: Язык Запахов и Шепота