Зрение затуманилось, легкая дымка передернула неяркий свет впереди. Я поморщилась от жжения в руке. Оно волнами бежало по руке, однако, как будто фантомно.

Спину полыхнуло жаром. Я так и стояла на месте, смотря снизу вверх на мерцающих мотыльков. Послышался треск поленьев. Я всхлипнула, зная, что он перемешивался с влажным хрустом свернутых шей.

Немного позади меня с оглушительным звуком рухнул кусок чего-то деревянного, вспыхнувшие искры опалили мои икры.

Обернувшись, я медленно начала пятиться, желая скрыться, убежать, покинуть это место скорее, чем все сгорит дотла.

Женские руки обернулись вокруг меня, и все погрузилось во тьму.

Я вздрогнула. Моя грудь тяжело вздымалась, а сердце словно готово было выпрыгнуть из груди.

Я медленно взглянула на свои чистые ладони. Что со мной происходит?

Неужели я и правда схожу с ума?

Эта мысль ударила под дых. Не было другого объяснения.

Обхватив себя руками, я двинулась вперед. В животе расцветало непонятное чувство, посылавшее импульсы. Я поддалась им, волоча тяжелые ноги.

Бессилие опустилось на мои плечи, придавливая своим грузом.

Я тянулась к этому неясному чувству, как оно тянулось ко мне, и потому неслучайная боль отпустила меня, позволив следовать за собой, и я брела, не разбирая дороги, не в состоянии сопротивляться.

Шла на зов.

И это ощущалось так правильно.

Когда я, наконец, достигла белых стен, обнесенных позолоченными прутьями, несомненно, расположенных где-то неподалеку от главного Императорского дворца, невысокая фигура в темном, держащая в руках керосиновую лампу, уже ждала меня.

Сняв широкий капюшон, мрачной тенью, нависшей над ней, незнакомая женщина, освещаемая огнем, слабо улыбнулась.

Она протянула мне худые ладони и прошептала.

– Юдит.

Цепляясь ослабевшими пальцами за хлипкую ручку резной фарфоровой чашки с красными маками, я сидела у богатого камина, обложенного дорогим черным камнем, и сквозь силу глотала густой горячий шоколад, уложенный белыми и молочными слоями по очереди. Вязкая сладость тяжело оседала на языке, оставляя за собой приторное послевкусие, въедавшееся в нежную кожу. Казалось, если я проведу языком по зубам, то смогу отодрать куски сахара.

Раздавался негромкий треск сжигаемого дерева. С таким же звуком ломаются шеи.

Откуда я это знала?

Отогрев пальцы, я повернулась к женщине, восседавшей в кресле-качалке справа от меня. Что-то знакомое в ней привлекало мое внимание, однако я не могла понять, что.

Наклон головы? Разрез глаз?

Я нахмурилась. Туман постепенно покидал мой разум.

Кашлянув, я неуклюже поерзала на таком же кресле и поставила чашку на стол.

– Что я здесь делаю? – неуверенно произнесла я, заломив пальцы.

Она покачала головой, рассеянно болтая ногой, закинутой на другую, обнажая разрез почти до бедра на ее черном облегающем платье.

– Ты не узнаешь меня, Юдит?

Я молчала.

– Видимо, он был прав. Ты и правда не помнишь.

Я не нашла что ответить. Женщина грустно вздохнула и провела костяшками по моей щеке. Прикосновение вышло легкое, невесомое и какое-то холодное.

– Мне жаль, что наша встреча проходит так. Я должна была найти тебя раньше.

Я напряженно отклонилась назад, едва заметно, что не укрылось от ее взора. Ее полусогнутая ладонь неловко повисла в воздухе, после чего обреченно рухнула вниз.

– Присмотрись, Юдит. Ты действительно не знаешь, кто я? Присмотрись. – отчаянно взмолилась женщина, не отводя взор.

Наверное, таких, как она, называют красивыми. По-настоящему красивыми. Под ее плащом скрывалась копна густых иссиня-черных волос, поражавших своим блеском. Они вились по спине, волнами спускаясь до пояса. Лицо в форме сердечка с острым подбородком замечательно гармонировало с полными губами, слегка тронутыми блеском. На щеках виднелась россыпь веснушек, добавлявших изюминку ее смуглой коже. Она моргнула, и большие круглые глаза медового цвета, лишенного каких-либо вкраплений, наполнились слезами, а брови мучительно изогнулись, придавая лицу… мой взгляд.