Я знала, что многие разделяли мое мнение, но мало кто готов делиться своими взглядами, чтобы попасть в немилость Дрейвена Тенемира.

Внезапно я ощутила на себе чей-то настойчивый взгляд. Он прожигал затылок, спускался вниз, к лопаткам, заставив меня поежиться. Я внутренне напряглась, сжимая край пледа. Короткие ногти оцарапали кожу рук, но мозоли от виолончели не ощутили легкой боли. Аврора рядом весело подпевала известной сентиментальной песне о любви, щурясь и забавно морща нос от яркого света громадных фонарей, освещавших сцену.

Продолжая глубоко дышать, я медленно повернулась назад, не до конца понимая, что меня ждет. Сердце гулко забилось в грудной клетке.

Склонив голову в привычной позе, меня вызывающе разглядывала банши, чей черный плащ оборванными лоскутами грозно развевался под легким ветерком. Туманно-белые глаза уставились прямо в мое лицо, после чего бледные синие губы расплылись в зловещей улыбке.

Одеревеневшими пальцами я сбросила мягкую ткань со своих плеч, вызывая недоуменный взгляд Авы, когда жуткая женщина двинулась вперед, ко мне, после чего я немедленно рванула вперед.

О, Великая Тихия, пожалуйста, помоги мне, если можешь.

***

Люди говорят, что больше всего мы страшимся неизвестности. То, что тебе знакомо, можно оценить, понять, чего можно ожидать. От неизвестности веет пустотой и безысходностью, которые и являются катализатором ужаса.

Он постепенно захватывает сознание, заставляя закрыться от любых других эмоций, а когда внутри остается лишь сложные хитросплетения паутины паники, сердце сжимается так сильно, что становится больно дышать, словно легкие вот-вот взорвутся.

Я повернула за угол, отдаляясь от местного веселья. Кажется, новенькая беретка слетела с моей макушки. Я не слышала звуков погони позади, однако все еще чувствовала этот невыносимый взгляд, посылавший зловещие импульсы в мое тело, а потому бежала-бежала-бежала, пока в груди не стало тесно от нехватки воздуха, а икры не подогнулись.

Я замерла. Тишина. Меня окружал знакомый центральный район, хорошо освещенный в это время суток. Спасибо, что уличные фонари горят всю ночь.

Ноги снова подкосились – от страха или усталости – и я прислонилась к рыжему кирпичу высокого многоэтажного дома. Попыталась восстановить дыхание. Мои голые ступни в открытых босоножках на плоской подошве слегка замерзли из-за опустившейся ночью температуры, а потому пальцы едва двигались. Я осторожно растерла их, ощущая, как гнет свалился с моих плеч. Одна.

Она ушла.

Раздалось чужое хриплое покашливание, от чего я подпрыгнула на месте. На другой стороне безлюдной улицы, неторопливо шаркая полуразвалившимися старыми ботинками, брел незнакомец. Из дырки в одном из них выглянул большой палец.

Я как можно быстрее юркнула в ближайший переулок, скрывавшийся во мраке, желая спрятаться от нежелательных глаз. Незнакомец шел, пошатываясь, и время от времени испускал странные стоны и всхлипы. Не было никаких сомнений, что он пьян. Не желая испытывать судьбу, я замерла на месте, напряженно провожая взглядом мужчину в поношенной безразмерной куртке непонятного цвета. Как назло он двигался медленно, словно нехотя.

Стало еще холоднее. Я запоздало осознала это, лишь когда заметила мурашки на своей коже.

Чужой неровный шаг отдалялся.

В мягком свете высокого фонаря, озарявшего каменную плитку строгим треугольником, летали бледно-желтые мотыльки, откидывая неясные тени. Их тоненькие крылышки безнадежно трепетали, подрагивали, движения были смазанными и расплывчатыми, словно они сами не понимали, что хотели сделать.

Я присматривалась к их невзрачным крыльям, отмечая серо-коричневый окрас. Картина показалась мне знакомой. Словно я уже видела это раньше. Ощущала прежде.