– Я искала маму. Вы случайно не слышали, когда она ушла?

Женщина нахмурилась, потирая пальцем крупную родинку на подбородке. Она казалась неуместной на приветливом смуглом лице.

– Знаешь, Юдит, я давно уже не видела Алисию. В последний раз вроде в этот вторник.

Мои брови взлетели вверх. Как это – во вторник? Пусть этот дом и считался элитным, благодаря расположению в самом центре города, однако был довольно старым и обладал весомым недостатком – отвратительной слышимостью. Можно было сказать, когда чистят зубы, обедают или убираются соседи.

– Если я не ошибаюсь, кто-то зашел к ней, около семи вечера, я как раз убирала посуду после ужина. Думаю, это была девушка, потому что раздавались женские голоса. Они разговаривали на повышенных тонах. Причем, знаешь, твоя мама звучала как-то истерично. Что они обсуждали, не помню уже, только Алисия крикнула «Не смей!».

Я поежилась. Это мог быть кто угодно. Мама намного общительнее меня.

– А что было дальше? – мое бормотание звучало вымученно.

Старушка замолчала на пару мгновений.

– Они еще стояли какое-то время, но уже намного тише, затем хлопнула дверь. После этого Алиссия ушла, но точно когда, не помню. С тех пор от нее ничего не слышно. Наверное, снова к своим машинам вернулась.

Она пожала плечами. Серая шаль скатилась, обнажая цветастую ткань тонкого халата.

– Ты ищешь ее?

Я кивнула.

– Не переживай. Твоя мать часто пропадает, сама знаешь. В газетах писали об испытаниях этого аппарата, как его…

– Дирижабля обновленного типа.

– Да, да, – ее лицо разгладилось. – Заходи к понедельнику, глядишь, объявится.

***

«Не объявится» – пульсировало в моей голове. Откуда взялись такие мысли – непонятно. Однако стойкая уверенность в этом не покидала меня. Стало жутко.

Как бы мне не хотелось верить в чужие слова, умом я понимала: события вокруг происходят не просто так.

Словно я была марионеткой в ловких пальцах кукловода, который с интересом наблюдал за моим смятением, как наблюдают за умирающей бабочкой-однодневкой, отчаянно бьющей крыльями рядом с тусклым источником света, так и не сумевшего ей помочь.

Главная площадь богини Тихии была полна людей. Улыбающиеся дети, хохоча, бегали друг за другом, сжимая липкими пальчиками яблоки в карамели или леденцы на палочки, их мамы с деланным раздражениям пытались догнать чада и следили, чтобы они не простыли, в то время как студенты не торопясь прогуливались вдоль лавок, а пожилые пары наслаждались уличной музыкой, держась за руки и склонив свои головы. Воздух был полон пряных ароматов сладости, готовых булочек с изюмом, шоколадных десертов и тяжелых ноток жареного мяса, наполняя легкие дурманящими запахами. Еще пару кварталов назад я услышала бодрые звуки уличного оркестра, который только раззадорил веселую толпу своим звоном.

День Величия Теневии всегда праздновался с размахом. Именно в этот день несколько сотен лет назад был коронован первый император Йоганс, положивший начало ныне правившей династии. Он был известен присоединением новых земель на юге и востоке нашей страны, что позволило ей принять статус империи, а также расширить свои владения и на морских побережьях. Правитель Ульрих, как и его предшественники, никогда не жалел средств на это событие, а потому при входе на площадь меня встречали огромные ленты фонариков, развешанные по периметру, светящиеся фигурки символа династии – сфинксов, хаотично расположенные на всех открытых поверхностях, сверху медленно сыпалась мелкая золотая стружка, заставляя воздух блистать под солнечными потоками. Издали я также заметила отреставрированную статую Йоганса Могущественного, величаво смотревшего на народ. Одна его рука была согнута в локте, растягивая волны императорской мантии, вторая сжимала рукоять широкого меча, расположенного острием в пол. Коротко подстриженные волосы венчала корона из настоящего золота с подлинными рубинами, которые ярко выделялись на фоне однотонной фигуры. Она подчеркивала резкие черты лица Йоганса, мощную челюсть, сжатые губы и глаза мужчины, место зрачков в которых занимали самые чистые изумруды диаметром с мой большой палец. По этой причине, проходя мимо, любой человек ощущает на себе взгляд мертвого императора, следившего зеленью своего взора.