А в это время Хейгс поднял бинокль – и замер. Он увидел корабль. Размером почти в точности как «Икар». Серебристый корпус, покрытый тонким слоем лунной пыли, блестел в отражении солнечного света. Это был шарообразный аппарат на телескопических шасси. На борту, прямо под иллюминатором, в красной краске сиял герб СССР, а ниже аккуратно выведено – «Юрий Гагарин».

Командир нахмурился. Это не стало неожиданностью – о советской миссии им сообщили перед вылетом. Но встреча лицом к лицу с реальным, чужим лунным модулем, на пустынной поверхности другого мира – вызывала инстинктивный холодок под шлемом.

– Подъезжаем, – коротко сказал он, и Том Бэйнс резко потянул рычаг.

Ровер покачнулся и медленно пошёл вперёд, оставляя за собой чёткий след из четырёх продольных борозд. Через несколько минут они были у треножной базы модуля. Советский лунный корабль отличался от «Икара» своим гладким, утилитарным дизайном. Корпус был выполнен из блестящего металла, с явными сварочными швами. Никакой эстетики – всё строго по-функциональному. Вершина купола венчалась антеннами и коммуникационными мачтами. Виднелся стыковочный узел, похожий на те, что использовались в программе «Союз».

Это значило, что где-то над Луной, возможно, на другой орбите, всё ещё находился основной корабль – вероятно, в автономном режиме, подобно американскому «Дедалу». Орбита, скорее всего, была не синхронизирована с траекторией «Икара», иначе бы командование США его давно зафиксировало.

Ричард Хейгс первым покинул ровер. Прыжками в полуметре от поверхности он подошёл к советскому аппарату и начал его осматривать. Шасси были в порядке, топливные сопла – слегка обожжены и покрыты пылью. Повреждений не было. Судя по всему, посадка прошла нормально.

Шлюзовой люк был приоткрыт, трап опущен. Хейгс, проявляя осторожность, взобрался на ступени, слегка отталкиваясь от поверхности и помогая себе руками. Лунная гравитация делала движения лёгкими, почти танцующими.

Он вошёл внутрь. Кабина была тесной и насыщенной приборами – ничуть не просторнее американского. Металлические переборки, аналоговые панели, лампочки, тумблеры с кириллическими надписями. Прямо над центральной консолью висел портрет Ленина. Рядом – небольшой флажок СССР, приколотый к стене иглой.

На пульте лежал толстый блокнот, исписанный аккуратным русским почерком. Ричард полистал страницы, не понимая ни слова, но даты, схемы и таблицы говорили сами за себя: это был дневник экспедиции.

Он огляделся. Всё оборудование – целое, энергия подавалась, индикаторы показывали нормальное давление и запасы воздуха. Но кое-что настораживало:

В отсеке не было скафандров. Два кресла, обе спинки пусты.

– Они ушли, – пробормотал он.

На полу валялась горсть патронов – калибр 12,7×108 мм, характерный для советского ДШК – тяжёлого пулемёта, способного пробить даже броню лёгкой техники. Это было нечто иное, чем «оружие на всякий случай». Это – боевая готовность.

– Том, у русских был пулемёт! – передал он в эфир.

– Ох, чёрт… – послышался голос пилота. – Они ж знали, на что шли. Пулемёт на Луну не берут ради прогулки. Они чего-то боялись.

Ричард осторожно отступил назад к люку.

– Здесь никого нет, но кое-что я нашёл. Сейчас выхожу.

Когда он вышел на трап, взгляд его зацепился за поверхность. Вдалеке, на пепельно-серой равнине, отчетливо тянулась цепочка следов – две пары, идущие бок о бок. Следы вели в сторону кратера Тихо.

И ни одного – обратно.

Он молча посмотрел вниз.

– Они ушли. И, похоже, не вернулись.

Ричард вернулся к роверу. Лицо его было каменным, но глаза выдавали волнение и сосредоточенность. Он крепко сжимал помповый дробовик Remington, держа ствол направленным вниз, но с таким видом, будто каждую секунду ожидал, что придётся вскинуть его.