в творческом методе Закушняка связаны характер речи, жеста, костюма, «вводных приемов» (то есть бутафории, реквизита, песенок и т. д.), общего оформления сценической площадки, то есть все то, что связано с конкретными чертами образа рассказывающего человека.

Однако, в вечерах рассказа не только сохраняется, но еще более обостряется противоречие между изменяющимися образами рассказчиков и неизменностью «предлагаемых обстоятельств» действия этих образов. Данное противоречие выражалось и в методологии и в эстетических, то есть художественных принципах жанра вечеров рассказа.

Вот как оно проявлялось в методологии.

«Александр Яковлевич, – рассказывает одна из его учениц, В. В. Яблонская, – советовал руководствоваться двумя правдами: правдой, в которую заключены задачи и чувства, идеи и мысли в литературном произведении… и правдой жизни… и приводил всегда пример…

– Вы получили какое-то впечатление от какого-то события, у вас сложилось к нему какое-то отношение. И вот вы ходите у себя дома, желая об этом с кем-то поделиться, и вдруг, каким-то образом вы попали на эстраду».[31]

В данном примере мы ясно видим неизбежное для данного жанра противоречие, между жизненно обоснованной, реалистической структурой создания образа рассказчика, основанной на эстетических принципах системы Станиславского, и нелогичностью обоснования предлагаемых обстоятельств рассказа, или вернее, отсутствием такого обоснования.

Это методологическое противоречие сохраняет в себе то основное противоречие жанра рассказа, которое было присуще жанру импровизационного рассказа до Андреева-Бурлака, и которое сохраняется и в творчестве Закушняка, противоречие между художественным образом и реальными обстоятельствами.

Вы получили впечатление, говорит Закушняк, вы ходите у себя дома, желая об этом с кем-то поделиться. Совершенно естественно, что здесь мы имеем дело с той художественной условностью, которая составляет процесс создания сценического образа. Закушняк предлагает рассказчику думать не о чтении, а художественно вообразить, что все им рассказанное было реальным впечатлением рассказчика. Иначе говоря, на материале рассказа найти те жизненные причины, по которым тебе стало известно рассказываемое.

Строго говоря, речь идет об обстоятельствах проведшего времени образа рассказчика, то есть того впечатления, которое он получил, и его потребности поделиться своими впечатлениями с другими. Но обосновывая сам рассказ, Закушняк переводит воображаемый план в план реальный, условное – в безусловное: «и вдруг каким-то образом мы попали на эстраду».

В этом смещении художественного плана в жизненный и выражается противоречие между художественно создаваемым образом и реальными обстоятельствами рассказа.

В силу этого противоречия и того, что исполнялся не импровизационный, а литературный рассказ, решение самого образа рассказчика было не до конца осознанным, то есть речь шла не об определенном человеке, от лица которого ведется рассказ, а о приемах выражения авторского стиля. А это, в свою очередь, приводило к художественной раздвоенности образа рассказчика, особенно при исполнении произведений, содержание которых по времени и месту действия намного удалено от тех реальных обстоятельств, в которых выступает рассказчик.

Поэтому образ, создаваемый Закушняком, с одной стороны, связан с тем, о чем идет повествование, а с другой стороны, связан с теми, кому это повествуется. Все это нашло самое прямое выражение во всех художественных приемах, которыми пользовался Закушняк.

Так, например, «жест на эстраде, – пишет он, –