Кулон под одеждой пульсировал всё сильнее, словно живое сердце. Его тепло разливалось по телу Лины, успокаивая и тревожа одновременно. «Возвращайся домой», – казалось, шептал он. – «Твой настоящий дом ждёт тебя. Ты писала о нём всю жизнь, не зная, что ищешь его».

Возвращение домой далось Лине с трудом – каждый шаг к двери своей квартиры ощущался как движение навстречу неизбежному. Ключ дрожал в её руке, когда она отпирала замок, а сердце стучало так громко, что заглушало все звуки вокруг. Кулон на груди пульсировал, словно пытался вырваться из-под одежды, и этот странный ритм совпадал с биением её сердца.

В квартире было темно и тихо. Слишком тихо. Даже Брин, обычно встречавший её у порога, не появился. Лина щёлкнула выключателем, но свет не загорелся. Перегорела лампочка? Или… Внезапный холод пробежал по спине, заставив её вздрогнуть. Она никогда не боялась темноты, но сегодня мрак казался живым, осязаемым, словно кто-то наблюдал из каждого тёмного угла.

– Брин? – позвала она, пытаясь разглядеть что-то в полумраке. Тишина в ответ показалась ей зловещей. – Брин, ты где? Иди сюда, малыш.

Лина на ощупь добралась до кухни, нашла свечи в ящике и зажгла одну. Дрожащий огонёк создавал вокруг неё маленький островок света, отбрасывая на стены причудливые тени. С этим источником света она осторожно двинулась по коридору, проверяя комнаты. Каждый шаг сопровождался скрипом половиц, который в вечерней тишине казался оглушительным.

– Странно, – пробормотала Лина, глядя на свою тень, искажённую на стене. – Электричество не должно отключаться так внезапно.

Брин обнаружился в спальне – он сидел на подоконнике, напряжённо вглядываясь в ночь за окном. Его силуэт чётко вырисовывался на фоне городских огней. Услышав шаги Лины, кот повернул голову, и ей показалось, что в его глазах мелькнуло что-то странное – понимание, несвойственное животному. Рефлексивно отражённый свет свечи придавал кошачьим глазам неестественный золотистый оттенок, напоминающий… другие глаза, которые Лина не могла вспомнить, но которые, она была уверена, видела раньше.

– Что ты там увидел? – шепнула Лина, подходя к окну. Брин издал низкий гортанный звук, не похожий на его обычное мяуканье, и напрягся ещё сильнее.

За стеклом раскинулся обычный городской пейзаж: огни соседних домов, редкие фигуры прохожих, проезжающие автомобили. Но почему-то всё это казалось ненастоящим, словно искусная декорация. Лина всмотрелась внимательнее. На мгновение ей показалось, что между двумя дальними домами мелькнули очертания леса – тёмного, древнего, залитого серебристым светом луны. Она моргнула, и видение исчезло.

– Мне нужно выспаться, – произнесла она вслух, надеясь, что собственный голос успокоит разыгравшиеся нервы. – Это просто усталость.

Лина отвернулась от окна и направилась в ванную. День был долгим и выматывающим, хотелось смыть с себя усталость и странное ощущение нереальности, преследовавшее её с самого утра.

Поставив свечу на полку над раковиной, Лина взглянула в зеркало и замерла. Сначала она увидела лишь своё отражение – бледное, с кругами под глазами, с растрёпанными от ветра волосами. Но затем, за её спиной, из темноты начал проступать другой образ.

Теперь она видела его гораздо чётче: высокий мужчина с тёмными волосами, зачёсанными назад, твёрдая линия подбородка, шрам, пересекающий правую бровь. Но главное – глаза. Янтарные, словно пропитанные солнечным светом, они смотрели на неё с такой интенсивностью, что Лина почувствовала, как что-то дрогнуло глубоко внутри неё. В этих глазах читалась древняя мудрость и печаль, какая бывает лишь у тех, кто видел слишком много и пережил невыразимое. Его одежда была странной – не современной, но и не старинной, как будто принадлежащей другому миру или времени. Тёмная ткань струилась, словно живая тень, а на груди, словно отражение её собственного кулона, висел медальон с похожим символом.