– И с тех пор вы верите, что варвары не заслуживают пощады? – спросил Вейр.

– Я верю, что Рим – единственный, кто может наводить порядок. Остальные – шум и дикость.

Подойдя к палатке легата, охрана отодвинула ткань входа. Внутри все было по-прежнему: ковры на песке, массивный стол с картами Иудеи, золотой кубок, миска с виноградом и ломтями сыра. За столом сидел Луций Флавий Сильва. Он не встал, лишь махнул рукой, разрешая войти.

– Садитесь. Если это в ваших правилах, – сказал он с усмешкой.

– Спасибо, – вежливо ответил Вейр.

– Итак. Вы говорите, что не шпионы. Но как объяснить, что вы появились в момент, когда судьба всей Иудеи решается здесь, у подножия этой скалы?

– Мы прибыли не случайно. Но и не по приказу мятежников, – спокойно сказал Вейр. – Мы из будущего. Мы ученые, исследующие прошлое.

Сильва усмехнулся.

– Значит, боги дали вам крылья времени. И вы решили, что Рим – подходящий предмет для изучения?

– Именно так. Потому что Рим – иллюзия, возомнившая себя вечной. Рим – это иллюзия порядка, возведенная на гордыне. И тем он и интересен – как наглядный урок: в его просчетах больше истины, чем в его победах.

Вейр продолжал:

– Вы прибыли сюда на двадцати кораблях. Из Италии – через Пирей, затем по дороге из Кесарии. Десятый легион шел под знаменами императора Веспасиана. Вы не сразу подошли к Масаде. Сначала подавили восстание в Иерусалиме. Вы убили тысячи людей, разрушили Храм. И только потом направились сюда. Это будет последняя крепость.

Сильва напрягся.

– Откуда тебе это известно?

– Я знаю, кем был Веспасиан и кем станет его сын Тит. Я знаю, что спустя сто лет Рим будет разделен. Что Траян придет с востока, а затем – Адриан построит стены, чтобы не пустить варваров. Знаю, что Константин сменит богов. Знаю, что последний император будет мальчиком, которого свергнет варвар по имени Одоакр. И знаю, что варвары разберут ваш амфитеатр Флавия5 на части. Из его бронзовых балок будут делать мечи.

Мар молча смотрел в землю.

Вейр на несколько мгновений умолк, затем перевел дух и продолжал:

– Ваши люди уже перестали сражаться за идею. Они грабят. Вы забираете хлеб, женщин, металлы. Ваши виллы полны рабов. Ваш сенат – игра. Рим стал машиной, в которой человечность – лишь сбой.

Сильва встал. Он медленно подошел к Вейру.

– И ты хочешь, чтобы я поверил в конец? В падение Рима?

– Я хочу, чтобы вы поняли: ваша сила уже стала слабостью. Чем больше вы берете – тем меньше у вас остается.

Сильва долго смотрел ему в глаза, затем произнес:

– Я не могу вас убить. Ваш щит… ваши слова… все это слишком. Возможно, вы и впрямь пришли не из этого мира. И все же… я не отпущу вас.

Он сделал знак рукой.

– Отведите их в гостевую палатку. Дайте им чистую воду и пищу. И пусть к ним придет писец. Я хочу знать все, что они могут рассказать. И пусть верят, что это гостеприимство. Но это допрос. Только медленный.

Мар кивнул. Когда они выходили, он сказал Вейру:

– Ты многое знаешь. Но и ты ошибаешься. Вера сильнее знания.

– Возможно. Но только знание спасает, когда вера приводит к гибели, – ответил Вейр.

И они направились в сторону палатки, где уже ждали вино, хлеб… и еще много вопросов.

Сквозь сухую пыль Иудейской пустыни двигались тысячи тел. Земля дрожала от шагов, от колес, от ритма лопат и мотыг. Римляне построили вокруг Масады кольцо укреплений – циркумвалляционную линию6, чтобы отрезать зелотов от внешнего мира. Но стена Масады была непреступной, и легат Сильва знал: придется взять ее силой.

С запада, где склон был наименее крутым, началось великое строительство. Рабов и пленных сгоняли под крики надсмотрщиков. Они носили корзины с землей, камнями, укрепляли пандус. Работа длилась неделями. Солнце высушивало тела, кровь текла от бичей и острых углов камней.