За столом сидел Луций Флавий Сильва, легат Десятого легиона. Его взгляд был тяжел, самодоволен. Он не встал при появлении Мара, лишь сделал кивок.

– Рассказывай.

Мар доложил, затем молча кивнул в сторону входа.

Через несколько мгновений охрана ввела Вейра и Криса.

Легат лениво окинул их взглядом, осматривая одежду, лица, манеру стоять. Его губы скривились.

– Кто вы? Колдуны?

– Ученые, – с достоинством ответил Вейр. – Мы из будущего.

Сильва усмехнулся.

– Будущее принадлежит Риму.

– Лишь в ваших глазах, – спокойно ответил Вейр.

– В моих глазах, странник, вся эта земля – наша. Эти горы, эти деревни, эти пустынные долины. И если вы прибыли не с поклоном – вы враги.

– Мы прибегаем не к мечу, а к знанию.

– Знание – это игрушка философов. Меч – судьба империи, – вмешался Мар.

Легат кивнул.

– Рим жив не потому, что его любят. А потому что его боятся.

– И вы гордитесь этим? – спросил Крис, не сдержавшись.

Мар шагнул вперед, но Сильва поднял руку.

– Пусть говорит. Позже он будет молчать.

Он откинулся в кресле.

– Я не верю в сказки. Вы говорите на латинском, носите странные одежды, у вас нет знамени. Нет легиона. И нет хозяина.

– Мы свободны.

– Свободных не бывает. Есть повинуемые и восстающие. Вы – вторые.

Сильва сделал глоток вина и отдал приказ:

– Эти двое – шпионы. До рассвета они останутся под стражей. Потом – допрос. Может быть, распятие.

– Плохая идея, – произнес Вейр. – Кровь никогда не сделает вас ближе к истине.

– Истина не нужна. Мне нужна дисциплина.

Охрана провела их наружу. Позади слышался смех Сильвы. Мар не смотрел им в глаза.

Их отвели к загону из жердей, связанных толстыми канатами. Это была клетка для пленных, в дальнем углу лагеря. Внутри лежала охапка соломы, глиняная миска с лепешками и бурдюк с затхлой водой.

Римляне захлопнули ворота, заперли на штырь. Один из легионеров с ухмылкой бросил:

– Наслаждайтесь гостеприимством Рима.

Я вижу, в Вас нет ни малейшего сомнения в том, что мы подосланные шпионы. – Произнес Вейр, обращаясь к одному из конвоиров.

– Рим не может себе позволить сомнение. Мы приносим порядок в мир. А порядок требует жертв.

– Вы все еще верите, что Рим вечен?

– Пока я жив – да.

– Вы могли бы изменить будущее, – говорит Вейр.

– Нет. Я лишь солдат Рима.

Вейр опустился на солому. Крис сел рядом.

– Он не верит ни слову, – сказал юноша.

– Он не должен верить. Он должен начать сомневаться, – ответил Вейр. – Все начинается с трещины. Даже в империи.

Ночь в пустыне была суровой. С наступлением темноты поднялся ветер, а температура стремительно упала, пронизывая до самых костей. Песок, раскаленный днем, теперь хрустел под ногами, словно иней.

Профессор Вейр и Крис Кеннетт прижались друг к другу, кутаясь в тонкие плащи. Ни огня, ни одеяла – только слой соломы под ногами и дыхание, превращающееся в пар.

– Теперь я понимаю, почему римляне боятся ночных вылазок, – пробормотал Крис.

– Они боятся не холода. Они боятся того, что в темноте легко теряются границы между страхом и совестью, – ответил Вейр.

На рассвете к клетке подошли трое: центурион Мар Лициний и два легионера. Мар постучал по жерди копьем.

– Подъем. Легат ждет вас.

Путешественники вышли из клетки, дрожа от утреннего холода. Держались с достоинством, проходя мимо конвоиров и легионеров, которые с самого рассвета окружили клетку-тюрьму, разглядывая чужаков с любопытством и недоверием. По пути Вейр повернулся к центуриону.

– Позвольте спросить: зачем эта жестокость? Мы ведь не сделали вам ничего плохого.

Мар молчал некоторое время, затем сказал:

– В Паннонии я взял деревню. Почти все мужчины были убиты. Осталась женщина с детьми. Я… пощадил их. Потом ночью Глава семьи вернулся. Вот этот шрам – от его топора. Я не простил.