Центурион бросил тяжелый, пристальный взгляд на Вейра.

– Странники без страны. Без страха. Вы говорите как философ, но движетесь как маг. Кто ваш император?

– Наш народ не подчиняется императору. Мы верим, что знание выше власти.

– Знание – ничто без силы. Меч Рима доказал это сотни раз.

Профессор молчал.

– Считаю, они шпионы. Притворяются безумцами, но могут быть вестниками мятежников, – произнес один из легионеров.

– Нужно взять их под стражу, – сказал другой.

Солдаты стали искать способ пробить невидимый защитный экран, пытались обойти его, затянуть петлю, кинуть сеть. Все было тщетно: невидимая оболочка отталкивала любые попытки. Один из легионеров вскрикнул, упав навзничь – поле отбросило его, когда он приблизился сзади.

Центурион Мар Лициний, не выказывая страха, подошел ближе всего. Он внимательно вглядывался в лица пришельцев.

– Если вы не враги – докажите это. Идите со мной. Я отведу вас к легату Луцию Флавию Сильве. Он решит, кто вы: боги, демоны… или просто обманщики.

Вейр посмотрел на Криса. Тот едва кивнул.

– Мы пойдем, – сказал профессор. – Но касаться нас вам будет нельзя.

– Не беспокойтесь, – с усмешкой сказал Мар. – Ваш призрачный щит будет вашей броней… до ворот преториума.

И они двинулись к лагерю Десятого легиона, под взглядами легионеров, которые смотрели на них так, как древний мир смотрел на то, что пришло из будущего.

Процессия приближалась к лагерю. Песок под ногами римлян скрипел, оружие звенело на ходу. Над лагерем развевались алые штандарты с надписью LEG·X·FRET, и солнце сверкало на металлических гребнях шлемов.

Профессор Вейр и Крис шли внутри кольца патруля. Впереди – Мар Лициний, центурион первой когорты. Его шлем с поперечным гребнем, сигнум с фалерами и серебряный амулет с изображением Медузы Горгоны – все в его облике говорило о власти, строгости и опыте.

– Ты спокоен, профессор, – пробормотал Крис. – Но они смотрят на нас, будто мы звери на арене.

– Потому что они никогда не видели того, чего не могут понять, – тихо ответил Вейр.

Мар Лициний время от времени бросал на Вейра косые взгляды. В походке, в выражении лица этого чужака было нечто раздражающее – что-то, что не укладывалось в привычные рамки. Скорее всего, Мара злило отсутствие страха или раболепия, которое он привык видеть у пленных. Вейр держался ровно, без вызова, но и без тени покорности – словно сам решал, какому времени и чьей воле подчиняться.

Когда они подошли к центру лагеря, вся строгая симметрия легионерского быта раскрылась перед путешественниками. Ряды палаток, выстроенные по линиям, как клетки на шахматной доске. Центурионские палатки были крупнее. В центре – преториум: палатка легата – с двойным входом, знаменами, охраной.

– Это ваша резиденция? – с иронией произнес Вейр, окидывая взглядом ряды палаток, выстроенных в безупречном порядке.

– Это Рим, – отрезал Мар. – Упорядоченность – наша суть.

Он замедлил шаг, отвечая легким кивком на знак приветствия постовых.

– А если порядок, который вы приносите, строится на страхе и крови – остается ли это порядком?.. Вы не сомневаетесь… даже когда наказываетe невиновных? – вдруг задал Вейр вопрос, словно продолжая предыдущую мысль.

Мар не сразу ответил.

– Рим не может себе позволить сомнение. Мы приносим порядок в мир. А порядок требует жертв.

– Но что, если жертвой становится само человечество?

Мар хмуро промолчал. Затем развернулся и вошел в преториум.

Внутри было прохладнее. Палатка легата оказалась просторной. Драпировки из красной материи, щиты с гравировками, золотой кубок на массивном деревянном столе. На серебряном подносе лежали инжир, виноград, ячменные лепешки, сыр, миска с маринованными оливками. Рядом – кувшин с разбавленным вином и тонкая чаша.