Отец пошёл на кухню, послышался скрип открываемого окна, клёкот ястреба…

– Поел, голодающий? А теперь кыш отсюда! – грозно крикнул отец.

Тут же мы услышали звук закрываемого окна, а потом – звук разбитого стекла… Мы вжали головы в плечи…

– Ну вот, – сказал зашедший в столовую отец, – теперь он стекло в кухне разбил…

Он зажимал ранку на руке… Мать бросилась прижигать эту ранку йодом… Отец после этого случая часто говорил, что ястреба надо или о пенёк разбить, или пенёк об него разбить. Мать осуждающе смотрела на него. Но однажды дело чуть не дошло до катастрофы. Ястреб спал во дворе, а отец, проходя мимо него, оттолкнул его сапогом. Ястреб взлетел над головой отца, и он попытался отмахнуть его рукой. Но тот соскользнул с руки и располосовал её до кости. Мать, видевшая всё это из окна, быстро схватила пирожок с мясом и выбежала во двор. Подбежав к ястребу, она бросила около него пирожок. Он схватил его когтями и сжал так, что из него выдавилось мясо. Ястреб наклонился и стал долбать мясо клювом и с клёкотом глотать его.

Мать прижгла рану отца йодом, он сел на лавочку и закурил. Я тоже сел на лавочку и прижался к нему головой. Я чувствовал, что в отце клокочет ярость.

– Она мать, – сказал отец, погладив мою голову, – в ней говорит инстинкт материнства, она эту крылатую обезьяну за дитя держит. Если я с ним что-то сделаю, слёз от неё не оберёшься. А шрам останется, но это ничего. Шрамы украшают мужчин. Он скоро сам улетит.

Сердце моё сжалось: мне стало жаль ястреба. Я сказал об этом отцу.

– А ты не жалей, – сказал отец. – Лучше подумай о том, какую он нам жизнь устроил.

– Весёлую, – почему-то ответил я.

Отец с недоумением посмотрел на меня и неожиданно расхохотался:

– А мать-то как лицом скучнела, когда он у неё мясо из тарелки таскал! Эх, жизнь: и смех, и грех.

Мы весело смеялись, а в это время высоко в небе парил наш ястреб.

– Ишь красавец какой! – сказал отец, подняв голову к небу, и с гордостью добавил: – Ни у кого такого нет!

Ястреб продолжал жить у нас ещё какое-то время. Правда, появилась новая проблема – с курами. Дело в том, что когда ястреб сидел во дворе на крыше курятника, куры забивались кто куда. Ястреб ходил по двору как хозяин, клевал зерно, которое мать давала курам, потом взлетал на крышу и начинал чистить свой клюв. «Жик, жик», – неслось с крыши, потому что чистил он клюв о шифер. Куры, услышав этот звук, почему-то выходили из своих укрытий, начинали ходить по двору и клевать оставшееся зерно… Петух тоже важно ходил рядом с курами и призывал их к себе, когда находил зёрнышко. Некоторые подбегали к нему и клевали зерно, а ястреб зорко наблюдал за всем этим с крыши.

Однажды, когда ястреб куда-то улетел, куры и петух спокойно разгуливали по двору… Увидев в небе ястреба, петух закричал своё резкое «ко-ко-ко!». Куры спрятались кто куда. Ястреб опустился в середине двора и стал рвать клювом принесённого суслика. Вид растерзанного тела, видимо, заставил глупых кур выйти из укрытий, подойти к ястребу и начать клевать крохи мяса около него. И тут великий любовник и ревнивец Петя так заревновал, что без страха подбежал к ястребу и прыгнул на него. Ястреб мгновенно взлетел, быстро опустился вниз и резанул Петю когтем по спине. Бедный Петя как-то весь скособочился, побежал к курятнику, упал около него, потом поднялся и быстро юркнул в дверь. Ястреб полетел за ним, но у двери резко развернулся, взлетел на крышу и сел около трубы, которая была прислонена к стене курятника. Из курятника послышался шорох… Я видел всё произошедшее с бедным Петей, поэтому зашёл в курятник и увидел его… с маленькой банкой на голове… В этой банке был раствор слабой марганцовки для цыплят, она всегда стояла на притолоке. Видимо, Петя, когда забегал в курятник, задел притолоку, и банка упала ему прямо на голову. Из-под банки неслось приглушённое «ко-ко-ко!». Петя бегал по курятнику и был похож на космонавта в шлеме. Я поймал его и снял с него «шлем». Он забился в угол, втянул голову в перья и остался сидеть, как наседка на яйцах.