Татьяна и Александр Полина Саймонс

И, озарен луною бледной,

Простерши руку в вышине,

За ним несется Всадник Медный

На звонко скачущем коне.

И во всю ночь безумец бедный,

Куда стопы ни обращал,

За ним повсюду Всадник Медный

С тяжелым топотом скакал.

Александр Пушкин

Paullina Simons TATIANA AND ALEXANDER Copyright © 2005 by Paullina Simons All rights reserved

Перевод с английского Ирины Иванченко

Оформление обложки Ильи Кучмы

© И. В. Иванченко, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025 Издательство Азбука^>®

Бостон, декабрь 1930 года

Александр Баррингтон стоял перед зеркалом и завязывал красный галстук бойскаута. Вернее, он всего лишь пытался поправить его, поскольку не мог оторвать взгляд от своего лица, непривычно хмурого, с опущенными уголками рта. Именно сегодня он, суетливо теребя галстук, был не в состоянии толком завязать его.

Отойдя от зеркала, Александр со вздохом оглядел небольшую комнату. Ничего примечательного: деревянный пол, тусклые желтовато-коричневые обои, кровать, тумбочка.

Комната не имела значения. Это была не его комната. Это была съемная меблированная комната, вся мебель в которой принадлежала живущей внизу домовладелице. Его настоящая комната находилась не в Бостоне, а в Баррингтоне. Ему очень нравилась его старая комната, и никакая другая с тех пор не вызывала у него тех же чувств. За два года, прошедшие с того момента, как отец продал их дом и забрал Александра из Баррингтона, он сменил шесть разных комнат.

Теперь он покидал и эту комнату. Хотя это не имело значения.

Скорее, не это имело значение.

Александр снова взглянул в зеркало. Потом подошел к нему и, прижавшись к стеклу пылающим лицом, глубоко вздохнул и прошептал:

– Александр, и что теперь?

Его лучший друг Тедди считал отъезд Александра из страны самой волнующей на свете вещью.

Александр был решительно не согласен с ним.

Через приоткрытую дверь он слышал, как препираются мать с отцом. Он не придал этому значения. Они всегда спорили в стрессовых ситуациях. Наконец дверь открылась, и вошел его отец Гарольд Баррингтон.

– Сынок, ты готов? Внизу нас ожидает автомобиль. И там ждут твои друзья, чтобы попрощаться. Тедди спросил меня, не хочу ли я взять с собой его вместо тебя. – Гарольд улыбнулся. – Я ответил, что могу. Что скажешь, Александр? Хочешь поменяться местами с Тедди? Жить с его полоумной матерью и еще более полоумным отцом?

– Да, потому что мои родители такие разумные, – ответил Александр.

Отличительной чертой худощавого невысокого Гарольда был твердый подбородок на квадратном лице. В свои сорок восемь лет он неплохо выглядел. Его светло-каштановые волосы начали седеть, но не поредели, а голубые глаза смотрели пронзительно. Александру нравилось, когда отец был в хорошем настроении, и тогда его глаза отчасти теряли свое серьезное выражение.

Оттолкнув Гарольда в сторону, в комнату стремительно вошла мать Александра Джейн Баррингтон, одетая в свое лучшее шелковое платье, со шляпкой-таблеткой на голове.

– Гарри, оставь мальчика в покое. Видишь, он старается подготовиться. Машина подождет. Как и Тедди с Белиндой. – Она пригладила густые и длинные темные волосы, убранные под шляпку; в речи Джейн еще оставались следы округлого итальянского акцента, от которого она не смогла полностью избавиться, с тех пор как в семнадцать приехала в Америку. – Знаешь, мне никогда не нравилась эта Белинда, – понизив голос, сказала Джейн.

– Знаю, мама, – отозвался Александр. – И поэтому мы уезжаем из страны, да?

Он посмотрел на их отражение в зеркале. Внешнее сходство с матерью бросалось в глаза, однако он надеялся, что по характеру больше похож на отца. Пока он толком этого не знал. Мать смешила его, отец приводил в замешательство.

– Папа, я готов, – произнес Александр.

К ним подошел Гарольд и положил руку на плечо сына:

– А ты считал приключением клуб бойскаутов.

Этот клуб много значил для Александра.

– Папа… – начал он, глядя не на отца, а в зеркало, – если у нас там не сложится… мы сможем вернуться, правда? Мы сможем вернуться в… – Он замолчал, не желая, чтобы отец услышал дрожь в его голосе, и, глубоко вздохнув, закончил: – В Америку?

Гарольд не ответил, и Джейн подошла к Александру, стоявшему теперь между родителями: мама на небольших каблуках на три дюйма выше отца, который был на добрых полтора фута выше Александра.

– Скажи мальчику правду, Гарольд. Он заслуживает того, чтобы знать ее. Скажи ему. Он достаточно взрослый.

Гарольд вздохнул:

– Нет, Александр. Мы не вернемся. Мы намерены сделать Советский Союз нашим постоянным домом. В Америке места для нас нет.

Александру хотелось возразить, что для него здесь есть место. У Александра всегда было свое место в Америке. Тедди и Белинда были его друзьями с трех лет. Он вырос в Баррингтоне, крошечном городке, где дома с черными ставнями были увенчаны крышами, обшитыми белым гонтом. Там были три церкви со шпилями и короткая главная улица, протянувшаяся на четыре квартала от одного края городка до другого. В лесах вблизи Баррингтона прошло счастливое детство Александра. Но он знал, что отец не хочет этого слышать, поэтому ничего не сказал.

– Александр, мы с твоей матерью абсолютно уверены в том, что для нашей семьи это правильное решение. Впервые в жизни мы наконец сможем делать то, во что верим. Мы больше не станем впустую болтать о коммунистических идеалах. Легко рассуждать о переменах, живя в полном комфорте, правда? Что ж, теперь мы намерены жить согласно нашим убеждениям. Ты ведь знаешь, за это я боролся всю свою сознательную жизнь. Все происходило на твоих глазах. Ты видел меня. И свою маму тоже.

Александр кивнул. Он видел, как они живут. Отца и мать не раз арестовывали за их принципы. Он навещал отца в тюрьме. В Баррингтоне к ним относились настороженно. В школе над ним смеялись. Он постоянно ввязывался в драки, защищая принципы отца. Он видел, как мать стоит рядом с отцом в пикете на акции протеста. Как-то раз они втроем отправились в Вашингтон, округ Колумбия, на парад гордости коммунистов перед Белым домом. Там их тоже арестовали. Александр, которому было семь лет, провел ночь в центре заключения для несовершеннолетних нарушителей. Но, с другой стороны, он был единственным мальчиком из Баррингтона, побывавшим у Белого дома.

Он считал, что они многим пожертвовали. Он считал, что, порвав с семьей и отказавшись от дома, бывшего родовым гнездом Баррингтонов на протяжении восьми поколений, они уже принесли большую жертву. Он считал, что, ютясь в тесных съемных комнатах в шумном и пыльном Бостоне и распространяя социалистические идеи, они пожертвовали многим.

Очевидно, нет.

Честно говоря, скорый переезд в Советский Союз явился для Александра сюрпризом, и вовсе не приятным. Но его отец верил в правильность своего выбора. Его отец считал, что Советский Союз – это та страна, где они почувствуют себя на своем месте, где над Александром не будут смеяться, где им будут рады, где ими будут восхищаться, а не сторониться и насмехаться. Та страна, где они превратят свое бессмысленное прозябание в жизнь, наполненную смыслом. В новой России власть принадлежала трудящимся, и трудящийся станет царем. Веры отца для Александра было достаточно.

Мама прижалась ко лбу Александра ярко накрашенными губами, оставив жирную отметку, которую потом стерла, но не до конца.

– Ты ведь знаешь, милый, что твой отец хочет, чтобы ты научился правильным вещам и вырос правильным человеком?

Немного дерзко Александр ответил:

– Это не совсем про меня, мама…

– Нет! – твердым голосом произнес Гарольд, держа сына за плечо. – Это все про тебя, Александр. Сейчас тебе всего одиннадцать, но скоро ты станешь мужчиной. И этот мужчина проживет одну-единственную жизнь, другой у него не будет. Я еду в Советский Союз, чтобы сделать из тебя правильного человека. Ты, сынок, мое единственное наследие, которое я оставляю миру.

– В Америке тоже много мужчин, папа, – заметил Александр. – Герберт Гувер, Вудро Вильсон, Кэлвин Кулидж.

– Да, но их нельзя назвать хорошими людьми. Америка порождает алчных и эгоистичных, заносчивых и мстительных людей. Я не хочу, чтобы ты стал таким.

– Александр, – подхватила мать, – мы хотим, чтобы ты приобрел те положительные черты, которых нет у жителей Америки.

– Это верно, – согласился Гарольд. – Америка делает людей слабыми.

Александр отошел от родителей, не отрывая взгляда от своего хмурого отражения в зеркале. Именно на себя он смотрел, когда они вошли. Рассматривая свое лицо, он думал: «Каким я стану мужчиной, когда вырасту?» Кивнув отцу, он сказал:

– Не беспокойся, папа. Ты будешь гордиться мной. Я не буду алчным, эгоистичным, заносчивым и мстительным. Я буду исключительно сильным человеком. Поехали. Я готов.

– Я не хочу, чтобы ты стал сильным человеком, Александр. Я хочу, чтобы ты стал хорошим человеком. – Гарольд помолчал. – Лучше меня.

Когда они выходили, Александр обернулся и в последний раз взглянул на свое отражение в зеркале. «Я не хочу забывать этого мальчика, – подумал он, – если мне когда-нибудь понадобится вернуться к нему».

Стокгольм, май 1943 года

«Пора на что-то решиться, – подумала восемнадцатилетняя Татьяна, проснувшись одним прохладным летним утром. – Я не могу больше так жить». Она встала с кровати, умылась, расчесала волосы, собрала книги и немногие предметы одежды и вышла из номера отеля, оставив его совершенно чистым, словно и не прожила в нем больше двух месяцев. Белые шторы то вздувались, то опадали от неумолимо дующего сквозняка.