Через тринадцать минут он вернется и продолжит погрузку бумаги из грузовика, перевозя ее по настилу на ручной тележке. Через шестьдесят две минуты появится капитан баржи, докер поприветствует его и отвяжет канаты. И капитан поведет баржу по растаявшему Балтийскому морю в Хельсинки.

Татьяна наблюдает за ним уже семьдесят пять дней.

От Хельсинки до Выборга всего четыре часа хода. И Татьяна узнала из английских газет, которые покупала ежедневно, что Выборг – впервые с 1918 года – был возвращен Советам. Красная армия отобрала у финнов российские территории Карелии. Баржей по морю в Хельсинки, грузовиком через леса до Выборга – и она тоже окажется в руках Советов.

– Иногда мне хочется, чтобы ты не была такой врединой, – говорит Александр.

Ему удалось получить трехдневный отпуск. Они в Ленинграде. В последний раз они в Ленинграде вместе – их последнее всё.

– Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала!

– Да, была бы ты не такой вредной. – Он досадливо фыркает. – Есть женщины, которые слушаются своих мужчин. Я таких видел. У других мужчин…

Она щекочет его. Ему не смешно.

– Ладно. Скажи, что делать. – Она на два тона понижает голос. – Я поступлю, в точности как скажешь.

– Немедленно уезжай из Ленинграда и возвращайся в Лазарево. Поезжай в безопасное место.

Татьяна закатывает глаза:

– Перестань! Я знаю, ты умеешь играть в эту игру.

– Да, умею. – Александр сидит на старом диване ее родителей. – Просто не хочу. Ты не слушаешь, когда я говорю тебе о важных вещах…

– Никакие это не важные вещи, – возражает Татьяна, опускаясь перед ним на колени и беря его за руки. – Если за мной придет НКВД, я буду знать, что тебя нет, и с радостью встану к стенке. – Она сжимает его руки. – Я встану к стенке как твоя жена, не сожалея ни об одном мгновении, проведенном с тобой. Так что позволь мне остаться здесь. Позволь мне еще раз вдохнуть твой запах, прикоснуться к тебе, поцеловать тебя еще раз. Сыграй со мной в мою игру, какими бы горестными ни казались наши объятия в замерзающем Ленинграде. Сотвори чудо – ляг со мной. Скажи, что делать, и я сделаю.

Александр тянет ее за руку:

– Иди сюда. – И раскрывает объятия. – Сядь ко мне на колени.

Она подчиняется.

– Теперь положи ладони мне на лицо.

Она подчиняется.

– Прижмись губами к моим глазам.

Она подчиняется.

– Поцелуй меня в лоб.

Она подчиняется.

– Поцелуй меня в губы.

Она подчиняется. И вновь подчиняется.

– Таня…

– Ш-ш-ш.

– Разве не видишь, я погибаю.

– А-а-а, – произносит она. – Пока еще ты цел и невредим.

Она сидела, наблюдая за докером, в солнечные дни и в дождливые дни. И когда был туман, а в восемь часов по утрам он бывал почти всегда.

Это утро не было похоже на другие. Это утро было холодным. На причале пахло водой и свежей рыбой. Над головой кричали чайки, раздавался голос человека.

«Где мой брат, который помог бы мне, где моя сестра, моя мать? Паша, помоги, укрой в лесу, где я могу тебя найти! Даша, смотри, что случилось! Видишь? Мама, мама! Мне нужна моя мама. Где мои родные, которые расспрашивали бы меня обо всем, докучали бы мне, не оставляя в одиночестве? Где они все, почему не помогают мне справиться с этим? Деда, что мне делать? Я не знаю, что делать».

В это утро докер, вместо того чтобы пойти к друзьям на соседний причал на перекур и кофе, перешел дорогу и сел рядом с ней на скамью.

Это ее удивило. Но она ничего не сказала, только плотнее запахнулась в белый халат медсестры и поправила на голове косынку.

– Меня зовут Свен, – сказал докер на шведском. – А как тебя зовут?

– Татьяна, – после долгой паузы ответила она. – Я не говорю по-шведски.