– Лекции – тоска, брошу всё к чёрту!

Жюли, качая головой, читала стих про Париж, выуженный из тетради:

– "Город светится, как сон, / Тени тонут в Сене…" Дюбуа знает своё дело, Лора, не ной.

Маргарета молчала, но их лёгкость грела, как солнце за окном. Лора ткнула в её эскиз моста:

– У тебя рука лёгкая, знаешь? Это Сена?

– Да, – шепнула она, впервые не пряча лист.

Однажды Лора затащила их в кафе – маленькое, с потёртыми столами, где пахло круассанами и пролитым кофе. Лора уронила сахарницу, белые крупинки рассыпались по столу, Жюли рисовала шарф на салфетке, пока они спорили о галстуках Дюбуа – клетчатых, как шахматная доска. Маргарета сидела с кружкой, слушала их смех, и её собственный вырвался – тихий, но тёплый, как будто кто-то открыл окно в груди.

– Я могу так жить, – шепнула она себе, голос не дрожал, пальцы расслабились на горячей керамике.

Через пару месяцев Лора хлопнула по столу в столовой – тарелки звякнули:

– В клуб идёшь. Пятница, без "нет". Жюли, скажи ей!

Жюли поправила шарф, голос мягкий, но твёрдый:

– Просто музыка, Маргарета. Ты справишься.

Страх – эхо школы, крики Жана и Софи – кольнул под рёбрами, но их взгляды, лёгкие и тёплые, победили. Вечером она стояла у зеркала в чёрной футболке и джинсах, волосы падали на плечи, вздохнула и шагнула в ночь. Клуб гудел басами, дым висел в воздухе, свет резал глаза, пол лип под ботинками, пахло коктейлями и потом. Лора тянула её к танцполу, крича:

– Давай, Маргарета, шевелись!

Но она замерла у стойки, сжимая стакан воды, сердце билось в такт музыке, громче, чем в подвале у бабушки. Незнакомец – студент с тёмными кудрями, в мятой рубашке, с зелёными глазами, блестящими, как стекло, – танцевал рядом, размахивая руками, пролил пиво на пол, улыбнулся ямочками на щеках. Голос его был хриплым, но живым:

– Потанцуешь?

Он потянул её к себе, их губы соприкоснулись – коротко, живо, как вспышка. Жар залил щёки, дрожь пробежала по спине, восторг смешался с вопросом: "Это я?" Она вырвалась, побежала в туалет, мокрый кафель блестел под лампами, в зеркале её глаза горели, она шепнула отражению:

– Я жива.

Вернувшись, он поймал её взгляд:

– Имя? – крикнул, подмигнув.

– Агент 007, – выдохнула она, смех вырвался сам, лёгкий, как пузырьки в шампанском.

– Бонд. Джеймс Бонд, – подхватил он, поправляя воздух руками.

Она рассмеялась, громче, чем могла представить в детстве, и ночь стала её – впервые не чужой, а своей. Прошлое отступило, как тень за углом, и она знала: жизнь может быть другой.

Июнь 2002 года пах цветущими липами и жареным миндалём с лотков Парижа. Маргарете было двадцать, колледж остался позади. Выпускной гудел – хлопушки трещали, смех звенел, запах дешёвого шампанского смешивался с пылью аудитории. Дюбуа, в своём клетчатом галстуке, говорил речь о "свете в искусстве", голос дрожал от пафоса:

– Вы – будущее, несите свет в мир!

Лора танцевала с бутылкой, разливая шампанское по пластиковым стаканчикам, Жюли вытирала слёзы, шепча:

– Я буду скучать по этим стенам…

Маргарета стояла среди одногруппников, сжимая диплом – плотный лист с её именем, Маргарета Зелле, чёрной тушью, шепнув себе:

– Я дошла.

Прошлое – тень 1994-го – шевельнулось, но голоса друзей заглушили его. Лора и Жюли обняли её у выхода, чуть не уронив на газон, трава цеплялась за ботинки. Лора сияла:

– Свободна, Маргарета! Никаких лекций, никаких Дюбуа с его галстуками!

Жюли поправила зелёный шарф, связанный для этого дня:

– Твой эскиз моста был лучшим. Все говорили.

Маргарета улыбнулась – слабо, но искренне. «Может, и правда», – подумала она, позволяя похвале осесть в груди, как тёплый камень. Они шли по кампусу, щелчки фотоаппарата Лоры смешивались с гулом, солнце грело плечи через кофту.