Вадик никогда не говорил мне о любви, ну, разве что, в тот день, когда мы веселые и счастливые выходили из ЗАГСа, но я всегда знала, что он меня любит. Знала и все. А еще – он был мне настоящим другом, преданным и надежным.

После университета Никитин пристроил меня в архитектурное бюро к своему другу Арсению Петровскому, тоже известному архитектору. Это было крупной удачей: кроме весьма значительных гонораров, у меня появилась возможность заявить о себе – иметь в своем портфолио заказы от клиентов Петровского было гарантией принятия в круг самых модных и востребованных архитекторов.

Но Арсений, в отличие от моего учителя, болел звездной болезнью, и работать с ним было невыносимо. Почти каждый день мне приходилось доказывать «мэтру», что я что-то могу – его раздражала малейшая инициатива такой мелкой сошки, какой в его глазах была я. Много раз я принимала решение ни о чем не спорить и просто выполнять задания шефа. Но тогда мне приходилось заниматься работой, которая была мне неинтересна, а иногда даже входила в противоречие с моей профессиональной этикой. Я тогда была идеалисткой: меня очень волновали вопросы качества материалов, экология и тому подобные глупости. Петровский же такими мелочами не заморачивался – он хотел денег и славы. И того, и другого у него, по моему мнению, было в достатке, но, видимо, человеку всегда мало того, что у него есть. В общем, работа с Арсением не заладилась.