Но отец начал подозревать. Он стал задавать вопросы:

– Где ты пропадаешь? Почему руки в мозолях – не от топора? Почему курица сегодня осталась жива?

Однажды вечером я услышал, как он говорил с матерью:

– Он стал странным,говорил отец. – Ходит, как в тумане. Я чувствую – он что-то скрывает.

– Он просто растёт, Вельтен, – тихо ответила мать. – Он не такой, как ты.

– Вот именно, – рявкнул он. – Не такой! А должен быть. Если он не станет палачом, ты знаешь, что нас ждёт.

Он ушёл из дома утром, в плохом настроении.

Тем вечером мы с Леопольдом сидели после занятий, и я впервые увидел, как он снимает маску лёгкости. Я спросил:

– Маэстро… можно тебя спросить? Ты ведь когда-то играл по-другому. Совсем иначе. В тебе есть что-то… как будто ты помнишь музыку мира.

Леопольд молчал, глядя в темноту.

– Когда-то – да. Было время, когда моё имя знали в Вене. Леопольд Клайн. "Скрипач с пламенем в пальцах", говорили.

– Клайн? Это ты…?

Он кивнул.

– Я. Гастроли, залы, свет, поклонники, цветы… А дома меня ждала Анна. Моя жена. Она была художницей. Наш дом был полон музыки и красок. Это было счастье, Генри. Такое, что приходит раз в жизни.

Я тихо спросил:

– Что случилось?

Леопольд долго молчал, потом почти шёпотом:

– Я вернулся после тура. Ночь. Город спал. Но мой дом… мой дом…

Слёзы стекали по его морщинистому лицу.

– Мой дом горел. Пламя было везде. Крыша рушилась. Соседи сказали – поджог. Кто-то бросил факел в окно. Мысли путаются… но я помню запах дыма, крики… и как я стоял, не в силах двигаться.

Анна была внутри.

Я… я опоздал. Опоздал, Генри.

Я опустил глаза и тихо промолвил:

– Мне жаль…

– Мне тоже, сказал он.

– Тогда умерло всё. Не только она. Музыка. Я сам.

Я ушёл. Бродил. Годами. Сначала с бутылкой, потом – с криками в голове. Скрипка пылилась. Руки дрожали. Я больше не знал, кто я.

– И как ты… выбрался? – тихо спросил я.

Леопольд вздохнул:

– Всё изменил один случай.

Мальчишка на площади играл на старой скрипке. Жутко фальшиво. Но в глазах был свет. Я подошёл… поправил пальцы… он засмеялся.

И вдруг понял: музыка не умерла. Она просто потеряла голос.

– И ты стал уличным артистом?

Леопольд с гордой полуулыбкой:

– Я снова стал человеком, Генри. Нашёл таких же, как я – потерянных. Мы играем на улицах не ради славы. Ради жизни. Ради тех, кто ещё слышит.

– Знаешь… я тоже часто думаю, что потерян, – прошептал я.

– Ты не потерян, мальчик. Ты просто ещё не нашёл свою песню. Но она уже зовёт тебя. Слушай.

Он положил руку мне на плечо:

– Завтра ночью мы уезжаем в Вену. Ты можешь поехать с нами, если хочешь, Генри.

Я не мог поверить своим ушам. Я не ослышался. Леопольд хочет взять меня с собой…

Моя мечта. Она так близко.

Я не могу по терять этот шанс. Я должен поехать с труппой.

Глава 6

Я уже знал – сегодня ночью Леопольд уезжает. Последний шанс.

Я спрятал в мешок хлеб, скрипку, потёртые перчатки и пару монет, которые мне дала мать. Ждал, пока всё стихнет.

Мать стояла в коридоре. Она смотрела на меня, будто уже знала, что я собираюсь сделать.

– Ты уходишь? – спросила она, тихо, почти шёпотом.

– Да, – ответил я, не в силах смотреть ей в глаза.

Она кивнула, но взгляд не отводила.

– Убегай, пока можешь. Но пообещай… пообещай, что не забудешь, кто ты.

– Я не палач, мама, – сказал я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Она улыбнулась устало, с болью, которая, казалось, въелась в её лицо.

– Нет. Ты – Генри. Только это и имеет значение.

Я бежал. Сердце колотилось, будто хотело вырваться. Леопольд ждал на окраине, у повозки. Снег скрипел под ногами.

– Ты пришёл, сказал он, всматриваясь в темноту. – Я надеялся, но не был уверен.