Парни почти сразу забыли обо мне и громко обсуждали какие-то матчи, концерты рок-групп, новости о последних автомобильных новинках и прочие «мальчиковые» темы, а я постаралась внимания на них не обращать и вновь вернулась к полкам.

И когда пришло их время уходить, тот, что цыпочкой меня не называл, вдруг повернулся ко мне и напоследок сказал:

– Добро пожаловать, восточная красавица.

А потом улыбнулся мне; то, что довольно редко в моей жизни происходило. Обычно люди «награждают» меня какими-то косыми взглядами или даже открытым возмущением, но вот я не думала, что одна единственная улыбка от незнакомца может подарить мне кусочек приподнятого настроения.

Тот, имя которого было Чес, шуточно толкнул друга в грудь, прикрикнув какое-то безобидное ругательство, и вместе, больше не взглянув в мою сторону, они ушли дальше по коридору, заставляя меня неотрывно пялиться на их отдаляющиеся фигуры.

Я так и осталась думать: и что это было?

* * *

Обеденную молитву я так и не совершила в школе.

В большей степени как раз из-за своей трусости и нежелания вновь получить какие-нибудь колкости. Сначала пыталась называть это как-то иначе, ведь трусость было не совсем подходящим в моём случае словом, но решила оставить всё как есть. Да струсила я, по-другому и не скажешь.

Когда же я влетела домой, я тут же отдала «долг» в виде намаза зухр9, но в тайне от мамы, так как вовсе не хотела её расстраивать. А ещё мне было просто стыдно за саму себя.

За накрытым к ужину столом, который включал в себя традиционную арабскую приправу в виде пасты из перца, сирийское печенье к чаю, салат табули и таваю в качестве горячего блюда, сидела вся моя небольшая семья: папа во главе стола, справа мама, а остальные два стула заняты мной и Кани. Мой младший брат, как ему и свойственно, просто сметал всё, что клали на его тарелку, запивая большим количеством воды. Хоть моя мама, – весьма умная женщина, проводившая достаточно много времени за изучением книг про здоровое питание, – и строго поглядывала в его сторону каждый раз, когда мальчишка хватал стакан, его совсем это не смущало, а будто даже наоборот подзадоривало.

Я же не притронулась к своей порции и пальцем. И все это, конечно, заметили.

– Как прошёл твой день в новой школе, Ламия? – спросил папа, отложив вилку в сторону.

Я пожала плечами вместо ответа. Это означало «Средне».

– Подружилась с кем-нибудь?

– Да, – вспомнив о Руби, выдала я. Мне показалось, этот ответ гораздо лучше звучит для родителей, чем если бы я отрицательно покачала головой.

– Здорово. – Папа улыбнулся и схватил вилку: разговор по душам с дочерью можно было уже считать завершённым. – Это очень хорошо.

А мне так не казалось.

Когда я всё же заставила себя откусить кусочек из салата, мне пришлось хорошенько постараться не обращать внимания на изучавший меня взгляд мамы. Такой очень волнующийся взгляд она демонстрировала только в особо важных случаях, и обычно они всегда предвещали серьёзный разговор.

Поэтому, когда мама, аккуратно вытерла рот салфеткой и встала из-за стола, попросив меня пройти с ней во двор, я уже не была удивлена или встревожена.

– Кани, после ужина сразу ложись спать, – сказала она. – Завтра тебе рано вставать.

– Хорошо, умми10, – с набитым ртом отозвался Кани. – Спокойной ночи.

Мама улыбнулась ему и вышла из кухни. Я последовала за ней.

Во дворе, уже накрытой ночной простынёй, пахло самой настоящей весной. Цветы, которые наверняка играли большую роль, когда мама листала список наших потенциальных новых домов, уже начали выбираться из земли, готовясь засыпать собой весь двор к скорому лету. А ещё у нас имелась небольшая беседка из дерева, под которой можно было выпить чаю в какой-нибудь особенно тёплый денёк. И именно к этой беседке двинулась мама. На столе уже стояли две чашки для чая, термос и тарелка с печеньем. Значит, мама готовилась к этому разговору заранее.