Та Кристина Астра Дильс

Ибо этот сын мой был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся.

И начали веселиться.

От Луки святое благовествование 15:24—25

Она очень красиво плакала. Лицо её не становилось красным, не искривлялось в обезьяньей гримасе. Хрустальные слезинки медленно катились по щекам, подбородку и падали на грудь, на лазурно—бирюзовую блузку. А глаза её, такого же цвета, что и кофточка, становились совсем светлыми, прозрачными. Её облик излучал невинность. Эти локоны, растрёпанные, будто она только поднялась с постели, потешно вздёрнутый носик и ручки, маленькие как у ребёнка, – всё в ней идеально. Она прикрывает наготу разорванной блузкой и плачет. Плачет гордо, держится изо всех сил, чтобы не издать ни звука, ни всхлипа. Если она покажет свою слабость, то проиграет, но она уже это сделала. Её кофточка мокрая от пота и слез, хоть выжимай, хочется сорвать эти остатки, скрывающие самую заветную тайну. Женщины все хранят секрет до первого обнажения. Потом же они теряют это святое стеснение, стыд и становятся животными, самками.

Разве она не такая?

И всё же как приятно уничтожить что—то чистое, целомудренное. Настолько, что ты готов терпеть все выходки, все протесты, принимать её выбор и пытаться понять переживания и чувства.

До поры до времени.

– Братец! А вот и я! Проснись!

Громогласный мужчина ворвался в палату, как к себе домой, и стал стучать по железным перилам кровати. Следом поспешил зайти главный врач, Альберт Фёдорович.

– Лев, проснись же!

Мужчина рассмеялся, одним движением поднял с койки растерянный комок нервов, что минуту назад спал, свернувшись в позу эмбриона, и обнял его. Обнял так, что затрещали кости.

– Да тебя тут голодом уморили, совсем худой! Ты помнишь меня? Помнишь Виктора?

– Ты… ты Виктор?

– Ну конечно, глупый! Я твой родной брат! – Мужчина похлопал по плечу своего вновь обретённого брата. – Что же с тобой приключилось? Зачем ты убежал из дома?

– Этого мы пока не узнаем, – вмешался доктор. – Послушайте, Виктор, я рад, что не зря искал родственников Льва. Не буду скрывать, я успел привязаться к нему за этот короткий промежуток времени. Нам необходимо обсудить некоторые детали, пока Лев будет собирать вещи. – Альберт Фёдорович повернулся к совершенно обескураженному молодому человеку и доверительно улыбнулся: – Лев, как ни странно, это твоё имя. Помнишь, мы гадали, как тебя зовут? А теперь оказывается, что ты реальный человек с именем и возрастом. К слову, тебе всего двадцать один год! Думаю, целесообразней продолжить твоё лечение дома. Там в более знакомой обстановке ты быстрее всё вспомнишь. Физически ты достаточно окреп, но кросс, конечно, не бегай. – Доктор засмеялся своему остроумию. – Будешь приезжать на терапию. Я всё расскажу Виктору, он присмотрит за тобой.

Доктор с братом поспешили покинуть помещение, оставив Льва в полном недоумении.

«Лев?! Такой размазне, как я, совсем не подходит такое имя».

Из всех возможных мыслей, первой пришла именно эта.

Лев стоял посреди палаты, всё ещё ощущая жжение в теле от душащих объятий новоявленного родственника. До сих пор всё складывалось так, будто речь шла совершенно не о нём. Лев чувствовал себя сторонним наблюдателем. И хоть нигилистический бред немного отступил, поддавшись тяжёлым антидепрессантам, он всё ещё был полностью дезориентирован. Чувствовал непрекращающуюся тревогу, от которой немели пальцы. Одно наложилось на другое, и он сам не понимал, от чего больше страдает: от собственной смерти или от потери памяти.

Находясь в ступоре, он даже не заметил, как медсестра, подосланная Альбертом Фёдоровичем, начала бегло собирать его вещи.

– Разве можно меня выпускать?

– Ты же не безнадёжно умалишённый. – Она пожала плечами и упёрла руки в боки. – А вообще, чего уставился? Помогай, ты же не в гостинице.

Лев бы поспорил с её первой фразой.

* * *

У Виктора был огромный джип, чёрный, блестящий. Лев с ухмылкой подумал: «Наверняка окружающие с завистью провожают этого монстра взглядом».

Паря тщедушной тенью, Лев неуклюже забрался в салон, кинув сумку на заднее сиденье. Оглянувшись по сторонам, молодой человек почувствовал настоящий ужас: сейчас он вернётся в свой дом, о существовании которого и не подозревал, да ещё и с братом, который был таинственным незнакомцем.

Виктор сел рядом, на водительское кресло, и улыбнулся, похлопав Льва по ляжке. Глаза их встретились. У него они были огромные, прозрачно-голубые, такие пронзительные. Льва замутило, он вздрогнул и отвернулся – помнил этот взгляд.

Пока они ехали в неизвестность, Лев украдкой рассматривал Виктора, кося глазом в его сторону. В них угадывалось сходство, только Виктору уже перевалило за тридцать и он был в прекрасной физической форме. Его серая футболка обтягивала каждый мускул; кубики пресса, который он то и дело напрягал, ровными линиями вычерчивались под тканью. Виктор носил модную стрижку – андеркат; тёмно-каштановые волосы, почти чёрные, такого же цвета, что и у Льва, были волной зачёсаны на макушке. Виктор был очень хорош собой – увидев его, медицинский персонал женского пола просто растаял. Брат знал, как себя преподнести, в отличие ото Льва, который, словно печальный виконт, отпустил засаленные чёрные патлы. Лев заметил, что у них одинаковые татуировки. Естественно, ему захотелось поинтересоваться об истории их происхождения, но он не решился.

Внутри Льва всё так же скреблась ноющая боль.

Конфликт.

Хотелось вернуться в больницу. Бродить призраком по коридорам, не обременяя свою голову реальными мыслями. Чем дальше они уезжали, тем холоднее становилось.

– Хочешь заехать куда-нибудь и поесть? Тебе надо набрать вес.

– Давай. Как скажешь. – Лев пожал плечами.

Виктор посмотрел пристально:

– Не как я скажу, а как ты захочешь.

Они остановились на парковке какой-то забегаловки. Лев не обратил внимания, как она называлась, но вокруг было довольно людно.

Около входа столпились прохожие. Льву стало интересно, чего они там толклись, и он пошёл посмотреть. Оказалось, выступал мим. На нём были блестящие бархатные штаны, чёрно-белая матроска и шляпка. Лицо он загримировал белой пудрой и чёрным карандашом нарисовал на нём опускающиеся вниз дуги бровей и сердечко на таких же белых губах. Облик его был печален, но он улыбался и жестами призывал зрителей хлопать. Дети бросали монетки, а кто и купюры, в баночку, стоящую на асфальте.

Лев остался посмотреть его номер. Мим взял в руки кожаный чемодан, что стоял рядом, и собрался уходить, но стоило ему попробовать сделать шаг, чемодан тянул его назад, будто застрял в воздухе на одном месте. Мим с наигранным страхом оглянулся на свою покладистую ношу. Чтобы он ни делал, все попытки убежать оставались тщетными – кейс висел без движения, зажатый в его пальцах. Наконец выбившись из сил, мим поставил чемодан на землю и сел на него, потешно закинув ногу на ногу. Но тут, словно по волшебству, кейс, будто ожил и ловко сбросил его с себя. Мим упал на пятую точку.

Дети засмеялись, а Лев даже не понял, как это произошло.

Мим сделал удивлённый вид, выписал дефиле вокруг своего врага, схватившись за голову, и, опустившись перед ним на колени, щёлкнул застёжками – три белых воздушных шара взмыли вверх и, гонимые ветром, полетели над машинами.

Все зааплодировали, и Лев не остался в стороне – сам не зная от чего, он расплылся в широкой улыбке.

– Ты радуешься? Думал, ты разучился.

Парень успел позабыть, что он не один. Он смиренно последовал за братом в кафе. Тот выбрал самый отдалённый столик у окна. На подоконнике стоял большой пушистый кактус.

Виктор сел, широко расставив ноги, так что под столом не осталось места, чтобы расположиться. Он опять пугающе пристально посмотрел на брата, взгляд у него был тяжёлым.

– Ну, расскажешь мне, что помнишь?

Лев не успел открыть рот – подбежала официантка с лучезарной улыбкой и заламинированным меню. Она заворожённо поздоровалась с Виктором, даже не взглянув в сторону Льва, и пообещала с нетерпением ждать заказа. Лев заметил между её зубов жевательную резинку.

Неловко проведя пальцем по списку блюд с маленькими аппетитными репродукциями, Лев растерялся.

– Хочу лапшу с мясом и кинзой.

– Здесь такого не делают. Это кукси. Нужно было ехать в корейский ресторан.

Лев наугад тыкнул на хот-дог с квашеной капустой. Тот оказался довольно вкусным в тандеме с клюквенным морсом. После больничной еды всё казалось пищей богов. Хотя медсестра тайком приносила Льву молочные шоколадки, которые он с удовольствием уплетал по ночам.

Льву не очень хотелось вести беседы. Он был подавлен. Чувство, что ты родился в двадцать один год и заново познаёшь мир, не бывает приятным.

– Слушай, я понимаю, что ты чувствуешь. – Виктор задумался. – Хотя нет, совершенно не понимаю. Но нам надо поговорить кое о чём. Доктор проинструктировал меня, когда и как нужно принимать лекарства и приезжать к нему на приём. Я не стал показывать тебе в дороге, ещё он дал мне вот это, – Виктор положил на стол маленький блокнот и придвинул ко Льву. – Ты помнишь? Доктор сказал прочесть его. Это твои записи, которые ты сделал по приезде в больницу и чуть позже. Видимо, с потерей памяти ты открыл в себе недюжинный талант писателя. Здесь то, как ты прочувствовал ситуацию. Не хочу читать втайне. Может быть, ты не хочешь, чтобы я знал?