– Если честно, я плохо помню, что я там писал. За эти дни я выпил столько таблеток… – Лев растерянно пожал плечами и, нерешительно взяв блокнот, пересел к Виктору. – Прочитаем вместе, чтобы никому не было обидно.
Братья почти синхронно забегали глазами по плохо читаемым каракулям.
«Очень долго я вижу сон. Вижу пушистые ели, смотрю на них снизу, а с неба сыпется снег, продолговатыми полосами, как будто тысячи комет. Словно звездопад.
Это тусклый и однообразный сон, который поглотил меня. Я умер. Меня не существует. Мозг отключился, вытек через уши, а тело гниёт. Я воткнул вилку в руку и ничего не почувствовал, даже кровь не пошла. У меня нет имени. Нет дома. Нет чувств. Я целыми днями сижу за закрытыми шторами в темноте. Мне часто слышится запах трупной гнили, и я подолгу лежу в позе ожидания, но оказывается, что запах источает всего лишь завонявшийся мусорный пакет.
Иногда в дверь кто-то настойчиво стучит. Иногда звонит телефон. Видимо, никто не знает, что я умер.
Я призрак. Я уверен, что от меня осталось лишь незримое астральное тело. Сознание, слившееся с воздухом. Частичками я витаю в нём, и никто не способен увидеть это.
Соседи забили тревогу, когда увидели лужу крови, вытекшую из-под входной двери. Свинина лежала в коридоре, с остальной грудой отходов. Вонь была на весь этаж.
Это я разлагаюсь.
Спустя какое-то время мой вечный покой нарушили. Склеп вскрыли – полицейский и доктор. Они спросили: «Что на тебе?»
«Похоронный костюм».
Я думал, что врач повёз меня на кремацию, но вместо этого меня облачили в пижаму и напичкали таблетками. Медицинская сестра села преступно близко и начала обрабатывать рану на руке – четыре методичных отверстия.
«Не старайтесь. Я давно мёртв».
Украдкой подняв глаза, она не удостоила меня ответом.
«Мне давно пора в землю. Я холоден».
Я схватил её руку, сестра одёрнула её и резко сказала: «Как же вы сейчас дотронулись до меня? Какой в этом смысл? Рука у вас потная, а вот глаза холодные».
«Не ищите смысл. Я просто мёртв».
Вновь пришёл доктор и дал выпить ещё лекарств. Вместе с медицинской сестрой они уложили меня в койку, посоветовав сложить руки крестообразно. Под действием лекарств я стал погружаться в сон, граница которого уже давно размылась. Уходя, врачи о чём-то шептались, я расслышал только: «Надо его вытаскивать, пока депрессия совсем не добила».
Сны мои более чем странные, но не страннее яви. Девушка идёт по тротуару, в тот же миг она оказывается сидящей в луже, на ноги её, в неестественно раскинутом положении, надеты детские резиновые сапоги. Она улыбается. Влечёт за собой. Вдруг она уже бежит по полю в гущу фиолетовых цветов. Всё вокруг кислотно-яркое, в бутонах цветов, мягких, как бархат, я зарываюсь в них, и они приятно щекочут лицо ворсистыми лепестками.
Я просыпаюсь, и оказывается, что медсестра вытирает моё лицо махровым полотенцем.
«Вы улыбаетесь, а мёртвые не улыбаются».
Я не знаю, сколько пролежал под наблюдением, но острый бред начал потихоньку отступать. Вокруг были живые люди, вкус к жизни начал проступать из недр забвения. Я стал принимать пищу. Доктор сказал: «Ты же мужчина, разве можно иметь вес в шестьдесят пять килограммов?»
«Вы меня вскрыли и забрали органы».
Гипноз с таблетками помогли осознать, что мир вокруг реален, а я жив. Сначала это случалось наплывами и причиняло ужасную боль – тело скрючивало, и оно билось в агонии. Но если бы я действительно умер, то не смог бы разговаривать с окружающими и ловить на себе заинтересованные взгляды работников больницы.
Я подолгу смотрю на себя в зеркало. Кажется, по венам рекой течёт кровь, шея усеяна синими прожилками вен. Рука не разложилась, а наоборот зажила. Но органы внутри будто не функционируют, будто они давно истлели.