Чтобы решить поставленную задачу (раскрыть сформулированный тезис), нам придется не только сравнить «жизнеописания» и образы воина и внешнего врага с жизнеописаниями и образами соответствующих житийных персонажей, но и рассмотреть ряд аспектов воинской проблематики в древнерусской культуре, в частности «церемониал выхода на врага», раскрывающий христианское понимание битвы и воинского служения.
Мы сознательно отказываемся от рассмотрения вопроса выявления генезиса обнаруженной структуры на материале текстов ХI-ХIV веков, так как данная задача требует привлечения очень большого объема материала и, на наш взгляд, должна быть решена отдельно.
2.3. Воин и монах: разность путей и судеб
«…Княземъ въ Руси велико неустроение и части боеве»286, – с горечью писал летописец в повести о битве на Калке (1223 год). Мы бы не стали приводить эти слова, если бы они ни выражали столь многое в русской истории. В. О. Ключевский писал о Герберштейне287, посетившем Московское государство в ХVI веке: «Герберштейн, наблюдавший Московию при отце Грозного, вынес такое впечатление, что для нее мир – случайность, а не война»288. Данное заключение можно распространить не только на годы правления великого князя Василия III, но на всю эпоху Средневековья. «Острыи мечю, борзыи коню – многая Руси»289 – эти слова венгерского полководца Фильнея донесла до нас летопись ХIII века. Они характеризуют Русь как воинское государство.
Состояние усобицы, войны было почти непрерывным как для Киевской, так и Московской Руси290. Описывая фигуру князя в литературе ХIХIII веков, Д. С. Лихачев замечает: «Главные добродетели князя – быть “величавым на ратный чин”, быть готовым жертвовать своей жизнью за свою честь, за честь Русской земли, мстить за свой “сором” или “сором” Руси»291. Но не только князю предписывалось быть воином. В годину опасности на защиту своей земли становился каждый, кто мог держать оружие. Судьба воина – походы, ранения, гибель на поле брани – типична для человека Средневековья. «Дивно ли, оже мужь умерлъ в полку ти»292, – писал Владимир Мономах своему врагу, князю Олегу Черниговскому, прощая его за убийство в усобной схватке своего сына. «Аще и брата моего убилъ еси, то есть недивьно, в ратех бо и цари и мужи погыбають»293, – обращался к нему и брат убитого, князь Мстислав. «Аще мужь убьенъ есть на рати, то кое чюдо есть?»294, – звучат сохраненные летописцем слова Даниила Галицкого, доказывая нам, что подобные выражения были распространенными и типичными в Древней Руси. Ср. русскую пословицу: «Солдату умереть в поле, матросу в море»295.
Итак, воин – фигура для Средневековья абсолютно типичная и репрезентативная в той же степени, как, например, и фигура монаха.
Монах – герой «жития», воин – герой «воинской повести». «Житие» – жанр церковной письменности, историческую «воинскую повесть», как было отмечено, принято относить к разделу мирской литературы. Несмотря на то что названные типы повествования разведены по разным сферам письменной культуры, есть несомненный смысл в том, чтобы сравнить образы воина и монаха, равно как и их жизнеописания в древнерусских текстах.