Однако крещение открывает лишь возможность будущего спасения. Обновившись им и став христианином, человек смывает с себя прошлые грехи, но он еще не вступает в царство небесное, а продолжает жизненный путь и неизбежно грешит вновь. Это делает проблематичным разрешение его загробной участи. За свои грехи он должен будет ответить на Страшном суде. Мученик же крестится второй раз кровью, пролитой за Христа179. «Второе крещение» смывает с него все прегрешения, «…яко же мученици своею кровию, блажени бо и преблажени будут в вечном наследии, улучивше сие крещение, по нем же не възмогут согрешити…»180. «Смерть греху опона»181, – писал протопоп Аввакум. Потому мученическая смерть именуется в средневековых текстах «вторым неосквернимым крещением».
Такое крещение служит необходимым условием права предстать перед Господом в царстве небесном. «Аще бо не напасть, то не венець, аще ли не мука, то ни дарове», – говорит автор «Повести об убиении Андрея Боголюбского»182. Душе крестившегося кровью не угрожают мытарства, которые, согласно христианскому вероучению, ожидают душу, отлетевшую от тела. Душа мученика, минуя их, прямо попадает «въ руце Господеви». В уставе Иосифа Волоцкого сказано: «Мню убо, яко <…> святии мученицы страшный час смерти без истязания проидоша бесовских мытарств»183. Греческая церковь не требовала чудес для прославления только одного типа святых – мучеников184. Им не угрожает и Страшный суд, мученик искупил свои грехи и сам будет судить грешников.
Святости через казнь удостаивается не всякий христианин, но только праведник. Казненный грешник, злодей, соответственно, терпит справедливое наказание, душа его не получает спасения. Некоторые редакции жития Варлаама Хутынского содержат эпизод, в котором рассказывается о двух новгородских преступниках, осужденных на казнь. Их должны были сбросить с Великого моста в Волхов. Первого Варлаам спас от казни, хотя никто его об этом не просил. Он забрал преступника в монастырь, и со временем тот принял монашество. Со вторым Варлаам поступил, казалось бы, странно: «со многими слезами» его молили родственники и друзья «отпросить» у новгородцев осужденного, но он не внял просьбам, а «повеле слузе борзо ехати мимо их». В монастыре Варлаам объяснил свои поступки озадаченным старцам: «Яко вем аз, вы убо внешнима очима зряще внешняа и судите. Аз же сердечныма очима смотрих, яко он первый осуженик, осудиша его судиа, прииде раскаяние в сердци его, и не бе помогающаго ему, мнозим супостатом сущи, но не у прииде час его. Аз же видев, яко имать веру спастися, испросих его и устроих о нем, яко Господеви годе. Другый же по нем осуженый человек, бес правды осужен бе, по напрасньству, и видех, яко мученическою смертию умирает, и венець ему от Христа прилежит. Не бе потребно моление мое о немь – Христа имать помощника избавителя»185. Таким образом, Варлаам не стал спасать от смерти того, кто оказался прав перед неправедным мирским судом, его спас и увенчал сам Христос. Первый же, настоящий преступник, не был бы удостоен венца, если бы его казнили. («Да не кто убо от вас постраждет яко убийца, или яко тать, или яко злодей, или яко чуждопосетитель: аще ли же яко Христианин, да не стыдится, да прославляет же Бога в части сей» [1 Петра 4, 15–16]. «Аще же и постраждет кто, не венчается, аще не законно мучен будет» [2 Тимоф. 2, 5].)
Вставший на путь мученичества должен быть стойким, до конца хранить веру. В одном из рассказов «Волоколамского патерика» повествуется о двух воинах-христианах, попавших в плен. «И повеле безаконный князь сихъ усекнути. И къ прьвому прииде, и възведъ мечъ, онъ же смежи очи и прекрестився, усеченъ бысть, и бысть мученикъ Христовъ. И на дру-гаго возведъ мечъ, онъ же устрашився, дияволомъ прелщенъ, зрящим <…> конець жития, и возопи окааннымъ гласомъ и рыдания достойнымъ: “Увы мне! Не усекай мене: азъ стану въ вашу веру!” И едва поспе изрещи проклятый той гласъ, и абие усечень бысть. И чюдо, любимици, и яко въ мегновение часа