Антагонистами христианина в ранневизантийских мартириях выступают император-язычник и его наместники. Завязка конфликта традиционна: «“В царствование императора N и во время игемонства N, в епархии N приведен был человек по обвинению его в христианстве”. Центральную часть мартириев составлял допрос мученика, излагаемый в форме диалога между судьей и подсудимым. Оканчивались они приговором и сообщением о смерти мученика»193.

Жития, стоящие у истоков агиографической традиции, получили статус классических образцов данного жанрового типа, соответственно, конфликт, который они заключают в себе, – статус классического типа мученического конфликта.

В связи с изменением исторической ситуации неизбежно должны были смениться и участники конфликта – в более позднюю, византийскую, эпоху появились мартирии, описывающие мученическую смерть монахов, пострадавших от внешних врагов, мусульман194.

Необходимо отметить, что данная жанровая модель (схема) оказалась очень продуктивной для описания множества реальных исторических конфликтов в последующем. Возникнув однажды, она «оторвалась» от породившей ее эпохи, проявилась затем в средневековой литературе во множестве вариантов. Конкретное же ее содержание всегда было связано именно с исторической действительностью, с подлинными конфликтами и противоречиями того или иного времени. На русской почве она служила выражению конфликтов и противоречий русской жизни. Это хорошо видно на примере текстов борисоглебского цикла. Через схему мученического жития в них выражен типичный для Киевской Руси междоусобный конфликт. Особо следует подчеркнуть, что интересующая нас жанровая модель способна к реализации, функционированию вне жанра жития-мартирия. Например, в летописных сообщениях, различного вида повестях («воинских», «повестях о княжеских преступлениях»195 и др.), в публицистике, сочинениях старообрядцев и пр.

Цель автора, приступающего к жизнеописанию преподобного, – от начала и до конца изложить его идеальную жизнь. Мученик чаще всего мирской человек, главное в его житии – отразить «идеальный момент», то есть саму казнь, гибель. Но при этом автор отнюдь не избегает и описания «идеальной жизни»196, биография мученика также воплощает определенного типа канон. Какие существенные элементы он в себя включает? Ответ могут дать только конкретные тексты. Ниже будут рассмотрены произведения борисоглебского цикла, а также другие мученические жития: летописная повесть об убиении Андрея Боголюбского (убит в 1174 году)197, «Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Федора»198 (убиты в 1246 году), «Повесть о Михаиле Тверском» (убит 1318 году)199.

Отбор текстов не случаен. Он вполне позволяет разрешить поставленную в параграфе задачу.

Как и в жизнеописании святого-монаха, в биографии мученика важен мотив рождения от «блаженных» («святых», «благочестивых», «христолю-бивых» и т. п.) родителей. В появлении его следует усматривать не влияние преподобнического жития (как это обычно делают), но проявление общего взгляда на мир в христианской культуре: доброе рождает добро, злое – зло.

В Лп. по смерти князя Владимира бояре и «убозии» плачут о «блаженном» «заступнике их земли», «заступнике и кормителе». Ср. в Чт.: еще до крещения (подобно Евстафию Плакиде) Владимир «бе же мужь правдивъ и милостивъ к нищимъ и к сиротамъ и ко вдовичамъ»200. «Яко же и на возехъ возити брашно по граду, и овощь, и медъ, и вино, и спроста рещи, все, еже на потребу болящимъ и нищимъ»201. Нестор не раз называет Владимира «благоверным князем». Таинство крещения обновило вчерашнего язычника, убийцу и блудника (согласно летописи, одних наложниц у Владимира было 800). Христианские книжники не могли не сказать о главном подвиге князя (Лп.): «Се есть новый Костянтинъ великого Рима, иже крестивъся сам и люди своя: тако и сь створи подобно ему»