Даниил встрепенулся, поднял голову, приосанился:

– А вот сей час и зови, Гринько!

– Мне посля остаться, аль нет? Яко повелишь, княже?

– Да, пожалуй, остаться! – быстро решил князь. – Секретов тайных у меня нету, а ты всё ж советник.

Гринько согласно кивнул головой, вышел и вскоре вернулся с таким же могучим верзилой, как и сам. Одет посланник был в длинную белую рубаху до колен, подпоясан широким военным ремнём, с которого свешивался старинный меч в потёртых ножнах. Чёрные с проседью волосы на голове посланника достигали широких плеч, на ногах мягкие, красного цвета, сапожки. Вошедший низко поклонился князю, поздоровался приветливо:

– Здрав буди, Даниил Романович, на многия годы!

Даниил радушным жестом пригласил за стол. Без какой-либо официальщины, по-домашнему, гость уселся на широкую лавку слева от князя. Советник Гринько устроился напротив справа. Молча выпили мёду, закусили. Даниил заговорил первым:

– А ты всё такой же, Корнеич! Токмо погрузнел малость, а брада черна ещё. Был ты у меня ещё до Батыева нашествия, а тому прошли немалые уже года. Лет пятнадцать, аль все двадцать, тому, не соврать бы. Меч у тебя я гляжу якой-то древний, давно такими-то уж не машутся.

– Тако ещё от прадедов достался! – ответил посланник. – Я ево на сотню нонешних-то не променяю! Хоша и дорого стоят ноне мечи, а энтот всех дороже.

Князь согласно кивнул головой и продолжил:

Яко там племянничек-то мой? С мунгалами, якобы, дружбу завёл, штоб им не дна, не покрышки! Слухи таки дошли до нас. Давай, сказывай, Корнеич, да без утайки. Мы ведь с тобой давние знакомцы.

Родий, вытерев усы лежавшим на столе рушником, степенно заговорил:

– Тако чево слухи, Даниил Романович? Дружиться с чёртом лысым будешь, не токмо с мунгалами, коли, тевтонцы жмут с западного окоёма, с порубежья наскакивают литовцы, а свои, «молодшие», хуже рыцарей, тово и гляди, нож в спину воткнут и не поморщатся. Кругом враги, не ведаешь с якого боку нападут. А мунгалы дани требуют, тако уж пущай за деньги наши, послужат воински, нам же. Всё польза земле русской. Рази не тако, княже?

Даниил молча выслушал, согласно головой кивнул, но всё-таки возразил:

– Мунгалы многажды горя принесли на русску землю! Забыть неможно, Корнеич. Пепел предков и родни не даст. Об том тоже помнить надо.

– А выбирать не приходится, Даниил Романович! – тут же ответил посланник. – Свои-то сами меж собой передрались, никово ить не сберёшь для отпора недругу, хоша крестоносцам, хоша мунгалам. У рыцарей, наймитами за деньги, есть еси европейски кнехты, а у нас пущай мунгалы воюют с имя – всё дань не зря платить, коли свово войска доброва собрать не могём.

Князь криво усмехнулся:

– Не шибко-то оне ратоборствуют с тевтонцами, яко я погляжу, бошки свои берегут от меча рыцарскова, зато русска голова для них, што кочан капусты. Ну, да ладно, Корнеич! А ко мне-то с чем приехал, Родя? Не в гости же, в баньке попариться, в даль таку? Чево племянник-от, Сашка, велел передать?

Посланник быстро глянул на Гринько, встал с лавки, выпрямился во весь свой немалый рост, и, глядя прямо в глаза князю Даниилу, твёрдым голосом официально заявил:

– Тако князь мой, Александр Ярославович, по прозванью Невский, здравствовать тебе повелел, да помочи просит, дабы ты с юга по тевтонцам вдарил в Перунов день!

Даниил сжал кисти рук, лежавшие на столе, в кулаки, короткая борода его вздёрнулась. По глазам его непонятно было, обрадовался он такому известию, или рассердился. Но заговорил ровно, спокойно и как-то издалека:

– Та-ак! Значит в день первоверховных, святых апостолов Петра и Павла. Я аще до того, яко меня Бурундай побил, большой грех на свою душу принял, Корнеич: всех болоховских князей, хоша они и древнее Рюриковичей, всё их поганое семя, брат, подчистую изничтожил, а народец ихний разогнал по всем весям, и земли ихни за себя взял. Всё! Нету боле энтих самостийников! Теперича тыл у меня вроде яко в спокое, но дело тута совсем в другом, витязь ты мой дорогой!