– Как думаешь, почему он выбрал именно меня? – сонно спрашиваю у Антонина, медленно проваливаясь в дрему.

– Они порой и на хозяев нападают, я не знаю, Грин. Возможно, ты даже нечисть выбесила. И заметь, всего за несколько часов. Представляешь, как тяжело мне тебя не придушить…

Несмотря на угрожающие слова, тон его, подтрунивающий, не внушает страха.

– Мне не опасно теперь находиться здесь?

– Не опаснее, чем за пределами дома, – отмахивается Воронов и добавляет раздраженно: – Спи. Никто тебя больше не тронет.

Засыпаю быстро и больше этой ночью меня действительно никто не беспокоит.

Утром меня будит птичья трель, и в момент пробуждения кажется, что все лесные пташки собрались возле хижины, чтобы посоревноваться, кто кого переорет. Попытка уснуть снова, набросив подушку на голову, проваливается, и я раздраженно откидываю одеяло, чтобы сесть в кровати. Воронова рядом уже нет, что меня радует. В небольшое оконце льется яркий белый солнечный свет, и, взглянув на часы, выясняю, что сейчас только шесть утра.

Это похоже на издевательство какое-то. Я откидываюсь на постель, чувствуя тяжесть и легкую усталость. Отдыха оказалось недостаточно, но и уснуть больше не могу.

Встаю и со стоном потягиваюсь. Тело ломит с непривычки после вчерашнего броска по лесу. Взгляд натыкается на мое спальное место и невольно ежусь. Сейчас, при солнечном свете все кажется просто страшным сном, и не верится, что это со мной действительно произошло. Тряхнув головой, отгоняю неприятные мысли и, набросив рубашку, чтобы спастись от утренней прохлады, выхожу на улицу.

Легкий туман тут же обволакивает мои голые ноги, и я невольно плотнее кутаюсь в хлопковую ткань и двигаюсь в сторону, откуда доносятся монотонные повторяющиеся стуки. Приходится обойти хижину почти полностью, прежде чем мне открывается совершенно неожиданная картина.

Воронов колет дрова. Я замираю от удивления и просто пялюсь. Его волосы падают на глаза; торс, испещренный тонкими шрамами, блестит от пота, мышцы на руках напрягаются, выделяя оплетающие их вены, каждый раз, когда он заносит топор. Мой взгляд скользит по татуировкам на руках и спине Воронова, отмечая их смутно знакомые скандинавские мотивы, переплетенные в странных узорах, в которых словно вшита какая-то история. Вдруг хочется подойти ближе и изучить витиеватые рисунки, провести пальцем по знакам, найти начало и проследить историю до конца.

Ловлю себя на мысли, что рассматриваю мужчину слишком пристально и нагло, поэтому отвожу взгляд. Стоит мне сделать несколько шагов в его направлении, как Воронов замечает меня и останавливается, тяжело дыша. Облокотившись локтем на топор, наблюдает, как я высоко поднимаю ноги, ступая по узкой тропинке, чтобы длинная трава совсем не промочила меня росой.

– Почему так рано встал? – спрашиваю, наконец достигнув цели, и, широко, неуклюже шагнув последний раз, поднимаю на него взгляд в тот момент, когда он хмурится и, отставив топор, идет ко мне. Невольно напрягаюсь. Черт, я нож забыла! Настороженно выдаю: – Что?

Воронов протягивает руку и легко касается моего подбородка пальцами, чтобы чуть приподнять его. Наблюдаю за его взглядом и вижу, как он слегка морщится.

– Ты взяла аптечку или что-нибудь от синяков?

– Не подумала, что может понадобиться, – произношу негромко, замирая от прикосновения. Меня поражает, как быстро исчезает выстраиваемая месяцами дистанция и как легко она рушится об обстоятельства. И вот незнакомец вдруг становится единственным соратником.

– Ладно, сделаем сами, здесь явно можно добыть все ингредиенты.

Он опускает руку, но не отходит, стоит в шаге от меня и усмехается, доставая сигарету из пачки. Прикуривает, чуть прищуриваясь и произносит: