– Но я подумала, что приоритетнее для нас будет найти отсюда выход.

Антонин качает головой и нехорошо усмехается.

– Ты еще не поняла, самая умная девочка, что выхода отсюда нет? Мы на его территории.

Скептически смотрю на него и поджимаю губы.

– Я не собираюсь просто смириться с тем, что застряла тут.

– А у тебя есть выбор? – он внимательно смотрит на меня, задавая такой простой вопрос, и его спокойствие раздражает.

– Да, и я прямо завтра займусь этим.

Воронов скептически выгибает бровь, усмехается и выдает с сарказмом:

– Удачи.

Аппетит пропадает моментально. Бросаю на Воронова уничижительный взгляд и, встав, прохожу к своей сумке, чтобы достать шорты и растянутую старую футболку на десять размеров больше, которые служат пижамой. Прижав их к груди, неуверенно оборачиваюсь на Антонина.

– Ты мог бы выйти?

Он бросает на меня насмешливый взгляд, демонстративно осматривая сверху вниз, и снова возвращается к лицу, а потом отрезает:

– Нет.

Коротко выдыхаю, прикрыв глаза. Желание сказать ему что-то обидное велико, да только приходится сдержаться, чтобы он не взорвался, как в тот раз, рядом с трейлером. Как я могла вообще рассчитывать, что этот грубиян проявит хоть малейшее уважение и соблюдение приличий? Тут даже спор затевать бессмысленно, поэтому я резко задвигаю ширму и быстро переодеваюсь, жалея лишь о том, что не взяла теплую пижаму, потому что в этой слишком зябко. Но откуда мне было знать, что я замерзну в июне? Снова засовываю нож за пояс, складываю свои вещи аккуратно на стоящий рядом стул и неуверенно посматриваю на кровать.

– Антонин, – окликаю, надеясь, что мой голос ровный и спокойный, а не звенит от напряжения.

Слышу шаги, и Воронов отодвигает ширму, оказываясь совсем близко, вторгаясь в личное пространство.

– Выбираешь, с какой стороны будешь спать? – ехидно тянет он, опуская взгляд на меня и игнорируя мой возмущенный вид.

– Н-нет, – я резко оборачиваюсь, почти упираясь носом в его грудь. Инстинктивно делаю шаг назад, спотыкаюсь о кровать и с размаху падаю на нее. От собственной суетливости загораются щеки, теперь мое положение выглядит еще более жалко, а глаза Воронова сверкают в полумраке опасным блеском. – Я хотела предложить занимать кровать по очереди. Одну ночь ты, одну я, и так…

– Нет, Грин, – Антонин без улыбки смотрит на меня сверху вниз, – я буду спать на кровати все ночи, а вот где будешь ты – решать тебе.

Я даже теряюсь от такой категоричной наглости.

– Но… это же совершенно…

– Недопустимо? Возмутительно? Неприлично? Ну же, Грин… скажи, – он обхватывает меня за плечи и рывком поднимает с кровати. Я только яростно отталкиваю Антонина, чтобы он сделал шаг назад и дал мне выйти из этой ловушки.

– Ничего другого от тебя и не ждала, – рычу ему в лицо, но встречаюсь лишь с надменной холодной улыбкой.

– Как и я от тебя, Грин.

Я так сильно устала за этот день, что в сон проваливаюсь моментально, даже несмотря на все неудобства. Мою импровизированную «кровать» составляет лишь тонкий матрас из сена, который Воронов достал из-под еще одного. Небольшую подушку я также отвоевала у Антонина, а старый плед был сдернут с кровати, и я не побрезговала закутаться в него, когда стало совсем уж прохладно. Конечно, я изо всех сил старалась не заснуть первая, хотела дождаться, когда уснет Воронов, но он все не ложился. Ходил, прислушивался. Курил и стоял в проеме двери, всматриваясь в черную стену леса. Я немного ворочаюсь, укладываясь, – пол неровный, и мне кажется, что каждый стык досок впивается в мое тело. Я быстро согреваюсь, но об удобстве не может быть и речи. И тем не менее, все мои попытки бороться со сном терпят поражение.