Выбрать для этих целей лес, где тропинки пропадают, когда им вздумается, не решаюсь. Зато эта ситуация еще лучше демонстрирует, что я не могу пробыть здесь три недели. Теперь – нет!

Спустя пару минут подхожу к стене леса, темнеющей голубовато-зеленой дымкой от ползущего по траве тумана, и смотрю на величественные деревья, которые возвышаются надо мной, своими верхушками стремясь высоко вверх. День идет на убыль, и солнце постепенно скрывается за кронами, оставляя поляну утопать в тени подступающей ночи.

Неожиданно осознаю, что теперь жду того, чего так боялась в последнее время – когда узнает отец. Как скоро он обнаружит, что меня нет? Когда забьет тревогу? Что предпримет и отправится ли вслед за мной? Может, он уже что-то делает?

А мне придется принять тот факт, что я проиграла, и отец был прав. Снова. Какое наказание мне грозит за подобную самодеятельность, я пока даже предположить не могу, но сейчас мне больше всего на свете хочется выбраться отсюда. Оказаться в своем безопасном доме и в понятной жизни.

Вдруг закрадывается мысль, а что, если отец не доберется до меня? Вокруг странный живой лес, и может статься так, что он не пропустит к нам никого. Мне не хочется об этом думать, но страх сковывает тяжестью сердце, пуская холодные щупальца прямо внутрь, а от безысходности представленной ситуации подступает тошнота. Я медленно оседаю на зеленую сочную траву, стараясь выровнять сердцебиение. Утыкаюсь лбом в колени, вдыхая влажный густой аромат примятой травы.

Узнай Воронов, о чем я думаю и как быстро пошла на попятную, обвинил бы в малодушии. Но желание избавиться от связи меня ослепило, заставило принимать скорые необдуманные решения и идти на компромиссы, которые я раньше бы и рассматривать не стала. Общаться с тем, кто хотел прикрыться мной, кто бы не терзаясь переживаниями убил, будь у него возможность. Жить с ним бок о бок, находить в его словах крупицы тайных знаний – это я еще могла допустить, потому что была под защитой своей семьи, страны и, в конце концов, магии. Но лететь с Вороновым непонятно куда, быть так далеко от дома, отдать единственное свое оружие и защиту, следуя указаниям странного колдуна, который пообещал что-то на словах, остаться один на один с наемником в опаснейшем месте без защиты…

Теперь мне кажется, что я была не смелой, а безумной.

Слова Воронова о Свароге казались просто байкой, которой он меня запугивал, не желая терять мнимую свободу. А сейчас вдруг мелькает мысль, что Антонин мог отговаривать меня лишь для того, чтобы подначить интерес и усыпить бдительность. А что, если он моими руками вытащил себя из ловушки, и это я теперь буду его ходячим аккумулятором? От подобных мыслей становится дурно, но я не могу перестать себя накручивать.

В какой-то момент я забыла об осторожности, и все рисовавшиеся трудности казались мелочью, которую можно было легко преодолеть ради высокой цели. Кто ж знал, что колдуну потребуется прохождение испытаний, в письме об этом не было ни слова. Я была готова заплатить, оказаться в долгу, подождать, если нужно, но не к тому, что меня лишат магии, заставят жить здесь несколько недель без возможности передумать и уйти, будут проверять, а потом решать: достойна ли такой привилегии.

Еще эти изменения в Воронове меня пугают. Из безразличного, язвящего время от времени угрюмого мужчины, казавшегося даже безобидным по большей части, он превратился в хищника. Непримиримого и дикого, совершенно непонятного. И я теперь беспрестанно прокручиваю в голове короткие записи из его личного дела, отчетливо вспомнив, кто такой Антонин Воронов. И мне не нравится, что я чувствую.