Но ничего не происходит. Его браслеты остаются на месте. Он, кажется, не удивлен, будто ожидал этого. Как будто у него было объяснение. Поэтому сразу отправляется дальше, а мне требуется еще несколько секунд, чтобы прийти в себя. Я снова дышу, когда вижу, что у него не получилось. Запрещаю себе бояться и медленно поднимаю сумку, которая вдруг словно потяжелела.

Отпуская Воронова на десяток метров вперед, иду за ним неторопливо. Приближаться к нему не решаюсь. Пока бреду по тропинке, пытаюсь осознать свое состояние. Я впервые в жизни без браслетов с тех пор, как сила проявилась. Они всегда были частью меня, помогали творить заклинания, указывали принадлежность, концентрировали магию и усиливали ее. Никто не снимал их. Это могли сделать только в бюро в исключительных случаях.

Странно, но их потеря мое состояние не изменило. Как будто вообще ничего не произошло. Не было чувства опустошения, как от потери магии. Словно все мои силы были со мной. Но разве такое возможно?

Я складываю пальцы, чтобы вызвать огонь, и шепчу:

– Ignis.

Ничего не происходит. И я складываю руки в другой знак, взывая к стихии воздуха.

– Ventus navitas.

Снова ничего. Даже не колыхнулось вокруг.

За всеми своими стараниями понимаю, что от Воронова я отстала довольно сильно, и ускоряюсь, гипнотизируя его спину тяжелым взглядом. Мои нервы – натянутая струна, и когда он резко останавливается, я вздрагиваю от неожиданности, тревожно вцепляясь в свою сумку.

– Кажется, мы на месте.

Воронов стоит на краю лесной опушки, где тропинка заканчивается у входа в небольшую хижину. Поляна обжитая, здесь множество утвари, колодец. Еще какие-то небольшие постройки. Полноценное жилище какого-то отшельника, надежно спрятанное за стеной вековых деревьев.

Осторожно приближаюсь к Антонину, не отрывая настороженного взгляда от хижины. Напряжение, витающее в воздухе, можно хоть ножом резать. Сердце бьется часто и тревожно. Я жду, что Сварог выйдет к нам, жду хоть какого-то знака. Я так надеюсь…

Но хижина кажется пустой. От нее не веет жизнью. Как будто хозяина там нет.

– Такое ощущение, что там никого нет, – хрипло озвучиваю свои мысли и делаю шаг вперед, но Воронов ловит меня за запястье и дергает на себя.

– Не торопись с выводами, – грубо бросает он, игнорируя мое возмущенное шипение и всматриваясь в лес позади хижины.

– Он не выйдет к нам? – спрашиваю, параллельно выворачивая руку, чтобы Воронов ее отпустил. Прикосновение жжет кожу, и я незаметно тру запястье другой рукой.

Но ответить Антонин не успевает. Откуда ни возьмись с громким карканьем на нас пикирует огромный ворон. Я закрываю голову и сажусь на корточки, но птица, бросив небольшой конверт к ногам, улетает и теряется в кронах. Только хлопанье ее крыльев разносится эхом над верхушками.

Антонин поднимает письмо, и, распечатав, пробегает взглядом по строчкам. Воронов опускает голову и тихо смеется, качая головой.

– Попались.

Я, ничего не понимая, выдергиваю из его рук бумажку и читаю:

– «Прежде чем отыскать Цвет Перуна, пройдите испытания, чтобы очиститься. На рассвете седьмого дня, седьмого месяца, если вы будете достойны, обряд разрыва состоится».

В голове истошно орет здравый смысл, и я качаю головой. На такое я не подписывалась. Резко оборачиваюсь, чтобы уйти, но тропы позади меня нет. Есть уже знакомая магическая стена леса, у которой всего две задачи: некоторых – не впускать, других – не выпускать.

Я смотрю на Антонина так, будто он знает, что делать, как выбраться, но тот лишь пожимает плечами.

– Антонин, я не могу остаться здесь… Меня отец убьет…

– Для этого тебе нужно выжить, – едко замечает он, оглядываясь.