Сергий не искал мирской славы, но имя его было известно всей православной Руси.
Преподобный никогда не садился ни на лошадь, ни на телегу, самые большие расстояния он преодолевал пешком.
Такой человек был послан к буйному Борису суздальскому, чтобы позвать его в Москву для переговоров.
Борис Константинович принадлежал к тому сорту людей, которые приходящих к ним встречают по одёжке. Увидев преподобного в латаном-перелатаном подряснике, в заношенном до крайности шлыке и к тому же с кривой палкой-посохом, он оскорбился и не пустил святого угодника к себе, не то чтобы с ним разговаривать. «Кого они посылают ко мне, какого-то бродягу монаха, да таких в Нижнем пруд пруди, если с каждым разговаривать, некогда княжеством будет управлять», – мог подумать Борис.
Смиренный игумен подождал день, два. Гордыня сжигала князя, лишив его способности трезво мыслить.
Тогда Сергий прибегнул к крайней мере, на которую ещё в Москве его благословил прозорливый святитель Алексий, провидевший, как поведёт себя князь Борис. Преподобный Сергий повелел закрыть все храмы в городе. Церковная жизнь в городе замерла: ни отпеть усопшего, ни окрестить младенца, ни свадьбу сыграть. Князь Борис ярился, понимая, что Сергий оказался сильнее его, но уступать всё равно не хотел. Народ нижегородский роптал, назревал бунт.
Необузданных зверей смиряют силой. Настало время заговорить оружию. Дмитрий Иванович дал Дмитрию Нижегородскому своё войско. Князь Борис в бой вступить не отважился, вышел из городских ворот навстречу подступившему войску с покаянно склонённой головой.
Великий князь Дмитрий мог отправить смутьяна в ссылку на Север, но наказание оказалось мягким, князю Борису позволили удалиться в Городец, где он коротал свои дни.
Так закончился 1364 год, первый натиск на великокняжеский ярлык был отбит. До 1382 года князь Суздальский и нижегородский Дмитрий Константинович останется надёжным союзником Москвы.
Но борьба за ярлык продолжится и будет то полыхать ярким пламенем, то тихо тлеть почти до конца жизни благоверного князя. Будут походы, будут гореть города и литься кровь. Зломудро учинили азиатские пришельцы свой порядок на русской земле.
После 1364 года наступил 1365-й – огнепальный.
Немало было врагов у русских людей в те времена. Но два были самыми страшными и неотвратимыми: монголы и пожары. По многолетней привычке ордынцам, казалось, что и они – порождение природы. Однако если с татарами можно было бороться, как-то договориться, откупиться, то пожар не внимал ни уговорам, ни мольбам. Вспыхивал и брал свою дань без остатка.
Пожары разделялись на рядовые, недостойные упоминания, и великие. О них остались следы в летописях. Таким был и великий московский пожар 1365 года.
Лето стояло жаркое, знойное.
Слово летописцу: «Того же лета бысть сухмень велиа по всей земле и воздух куряшеся и земля горяше».
А вот запись о лете 1371 года: «Того же лета бысть знамение в солнце, места чърны по солнцу аки гвозди, и мгла велика была, яко за едину сажень пред собой не видети; и мнози человеци лицем ударяхуся, разшедшеся, в лице друг друга, а птицы по воздуху не видяху летати, но падаху с воздуха на землю, овии о главы человеком ударяхуся; такоже и звери, не видящее, по селом ходяху и по градом, смешающеся с человеки, медведи, волци, лисици и прочяа звери…бысть же тогда и зной и жар мног, яко устрашитися и въстрепетати людем; реки многи пресохша, и езера, и болота; а лесы и боры горяху, и болота, высохши, горяху, и земля горяше, и бысть страх и трепет на всех человецех. И бысть тогда дороговь хлебная велика и глад велий по всей земле».