Не оборачиваясь и не останавливаясь для передышки, я с предельной, в той ситуации, скоростью полубега домчался до шоссе. Теперь уже, быстрым шагом по асфальту, пошёл в сторону посёлка. Время поджимало, вероятно, слишком мало я его отвёл на этот переход, надо было ещё раньше просыпаться.

Так вот что подсказывала мне интуиция, вот чем обоснованы были утренние страхи. Не встречу со зверем, вероятно, чувствовало всё моё «нутро»…

Мне повезло: мотоциклист на Урале с коляской остановился на мой призыв и подвёз меня на большом отрезке дороги. Но пути наши скоро разошлись, и мне осталось дойти до места около получаса.

Наконец, я остановился на центральной площади посёлка, где производит посадку пассажиров проезжающий транзитным рейсом автобус. До его прибытия оставалось около четверти часа. Посредине площади стояла колонка водопровода. Не снимая рюкзака, оперевшись на её рычаг открытия водного напора, я утолил жажду прямо из крана. Людей на улице не было, хоть время и подходило к девяти утра. Тем и отличается рабочий посёлок от деревни. В деревне в это время уже давно кипит жизнь. Я подумал, что и магазины здесь ещё не открылись и даже не попытался подойти к ближнему, да и аппетита после такого «марафона» быть ещё не могло. По всей вероятности, то был воскресный день. В походах обычно не всегда помнится даже число месяца, не то, что день недели.

Автобус прибыл из соседнего райцентра по расписанию, около девяти часов. Сидячие места были все заняты, стоя тоже ехали с десяток пассажиров, почти все были представителями местных племён. Я кое-как притулил на полу салона ПАЗ-ика свой рюкзак среди других поклаж и кошелей. И до самого Горно-Алтайска, часов семь, качался на обеих руках, держась за верхние горизонтальные перила. Но мысли, тем не менее, уносили меня подальше от этой суровой действительности.

Прав же был тот молодой алтаец, что подсел ко мне тогда в автобусе. Чего мятежной душе не сидится дома, с семьёй. Сначала – побег от надоевшей повседневности в горы за романтизмом, а на самом деле – от себя самого, быть может. А ещё за гордыней «покорения» вершин. Но это не мы покоряем, а вершины нас покоряют. Разумные альпинисты никогда, на самом деле, не называют себя покорителями, а только – восходителями. Но всё равно идут в горы для самоутверждения и престижа. А, встретившись со своим истинным «я», один на один, в экстремальных условиях, бегут от истины, чтобы спрятаться от неё за делами, за домочадцами, за друзьями, перед которыми можно ещё и козырнуть, в индульгировании. Вот и я, получив с лихвой все ощущения восхождения за пять дней, уже насытился и, сверкая пятками – домой.

Лишь в посёлке Усть-Сема, где Чуйский тракт через мост пересекает реку Катунь, во второй половине дня, водитель автобуса остановился на обед у общественной столовой, как водится. Многие пассажиры, включая и меня, зашли в неё для трапезы.

В столовой было полно народу, обедали транзитёры и с других рейсов. За столиком напротив трапезничала группа интуристов. Один из них выделялся богатырским телосложением, ростом, осанкой и независимым прямым взглядом. Светловолосый и сероглазый, он был очень похож на германца. Высокомерно и небрежно вынимая пальцами из кусков белого хлеба мякиш, он ел только его, и ничего кроме. Оживлённо беседуя со своими спутниками и не обращая внимания на окружающих, этот джентльмен откладывал в сторону остающиеся корочки, и таким образом составил на столе целую горку квадратных хлебных рамок. Картина говорила сама за себя: так европейцы и относятся к россиянам – высокомерно и брезгливо. Просто многие внешне это скрывают, но не все.