Вслед за председателем вернулся с войны израненный и контуженый Шулаков Геннадий. Под вечер в доме Шулаковых собрались женщины – послушать солдата да порадоваться за Фаину. Все уже знали, что и руки, и ноги у Геннадия целы, и по-хорошему завидовали её счастью: она своего солдата дождалась.

В буйных кудрях Геннадия прочно обосновалась седина. Он плохо слышал, говорил монотонно и невнятно, вздрагивал от каждого стука, никакой радости от встречи с соседками не проявлял. Пряча глаза, Фаина просила не спрашивать его о войне, она уже заметила, что от таких воспоминаний ему сразу становится хуже.

Расходились тихо, как будто виновато, понимали, что для комиссованного солдата война не закончится теперь никогда. Во сне Геннадий стонал, скрежетал зубами, то и дело сонную ночную тишину взрывал его крик: «Ложись!» Проснувшись среди ночи, Фаина с трудом успокаивала мужа. Он вращал обезумевшими глазами, кричал, натягивал на голову одеяло и, казалось, не замечал её присутствия. Через некоторое время он успокаивался, обессилено падал на подушку и забывался в тревожном сне. Фаина поглаживала горячий лоб и влажные кудри мужа и плакала от бессилия и обиды.

Так прошло несколько лет, улучшения не наступало. И всё бы ничего, да пристрастие к спиртному война не только не стёрла из его памяти, но и обострила ещё больше. Фаина терпела, привыкала к отборной брани и сквернословию, убирала опустевшие бутылки и обвиняла в своих несчастьях проклятую войну. На радость матери подрастал смышлёный и весёлый сынишка Иван. С Кирой и Октябриной она виделась теперь редко – у каждой полно забот.

Зоотехник Кира дождалась с войны Филаретова Виктора, демобилизованного танкиста, вышла за него замуж и родила сына Василия. Вскоре уже отплясывали и на свадьбе колхозной медсестры Октябрины, и в том же году она порадовала своего мужа Трапезникова Григория первенцем – сыном Михаилом. То в одном, то в другом доме появлялись новорождённые мальчики – природа, как могла, старалась восстановить утраченное равновесие.

Детская кроватка с ангелом в изголовье теперь стояла в доме Трапезниковых, Шулаковым она больше не понадобилась, Иван так и остался единственным ребёнком в их семье. Своего отца он запомнил плохо. Вспоминалась то пилотка с красной звёздочкой, которой он гордился перед пацанами, то избитая мать с изуродованным кровоподтёками лицом, то медаль «За отвагу», которую отец прицепил к его майке. Остался страх, осевший инеем где-то в самой глубине сердца, слёзы матери да пьяный крик разгорячённого самогоном отца, вспоминались даже его слова, повторять которые Иван тогда стыдился, а вот лицо – лицо не запомнилось. В памяти Ивана он навсегда остался таким, как на довоенной свадебной фотографии, которая висела в простенке между окон в деревянной рамке. В детстве Иван часто забирался на стул, разглядывал фотографию и не мог поверить, что этот улыбчивый, красивый человек и есть его отец. Через год после Победы война догнала солдата: расшевелила в его теле многочисленные осколки и уложила под деревянный крест на деревенском кладбище.

В трудах и заботах прошло несколько лет. Подросли ребята, отплакали вдовы, жизнь постепенно выходила на ровную дорогу.

В центре села погибшим односельчанам воздвигли памятник: бронзовый солдат, опустившись на одно колено, склонил голову над длинным скорбным списком фамилий, выбитых на гранитной плите. Вокруг памятника, по числу погибших односельчан, школьники двумя рядами посадили молодые кедры, до макушек которых легко доставали первоклассники. Деревца вцепились в землю, все принялись, и дружно пошли в рост.