Свидетельство о нерождении. В стихах Наталья Метелица
© Наталья Метелица, 2021
ISBN 978-5-0053-4325-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Как-то чересчур много тем еды (голода), холода, а также травм физических и увечий обнаружилось в этом сборничке…
Нежность, переплетённая с цинизмом… – и всепрощение, спорящее с неизбывной обидой…
Но уже как вышло.
Жизнь продолжается. Хотя до сих пор гадаю: то ли я убеждаю стихи в их нерождении, то ли они меня в моём. Но ведь НЕДОРОЖДЕНИЕ – тоже путь??
Помимо основных текстов (осень-20-зима-21), включена большая часть стихов, написанных ранее.
Электронные сборники (или для заказа печатных в «Ридеро»): «От шрама до шарма», «Слова – для тишины…», «Голые заплатки», «Весна – 2020».
Пусть и такой
Родина где-нибудь пахнет
только тобой – и никто
дом не отнимет. У страха
выспятся глазки. Простой
утром завяжется бантик
некогда злейших узлов.
Милая, ты не в палате.
Это – твой домик.
Из слов.
Поздно и опаздывать
Вернуться – так поздно… Прошедшее время
съедает другие недовремена.
Мои опозданья – причал ускорений,
где Небо – в трансмиссии дна.
Намешано столько, что реки – из пыли.
Мой якорь – придаток к чужим тормозам.
И вот все дороги движенье забыли,
а я – не успела назад…
Земная
Тропинка кончилась, а путь
тропинки продолжался.
Она могла со мной шагнуть
в пространство новых шансов.
Мой след сливался с чужаком.
Он тоже продолжает
одну из троп. И мы вдвоём —
Вселенная большая.
А может, малая… Её
словами не охватим.
И всё же звёздный окоём
был рад земной тетради.
Когда меня переживёшь
Ту дверь, где мы пересеклись,
навек бы заложить камнями… —
пускай как памятник меж нами;
а кто кому разрушил жизнь,
в нагромождении не видно.
Не осязаемо… Но ты
найди, где боль моя зарыта,
и в камне высади цветы.
.……
Там разберёмся, есть ли кожа
у мёртвой памяти и кто
чувствительней живых цветов,
когда и ливень обезвожен.
Вот идёт человек?
Вот идёт человек.
А на деле – не очень.
А на деле совсем
человек не идёт.
Потому что никто
человеку не хочет
объяснить, что он – вещь…
и на место, в комод,
уложить человека,
чтоб не надрывался.
Моль, и та пожалеет:
таких не едят!
…
Человек отказался.
Купил первым классом, —
чтоб для моли казался
и мёртвый крылат.
Отпусти
Расслабься, отпусти и успокойся.
Твой новый день всё знает наперёд.
Посевы – благодарные покосам.
Секунда возрождает целый год.
Логичное – всегда дитя абсурда,
когда абсурд и есть сама любовь,
где ненависть взяла отгул на сутки,
устав быть и хозяйкой, и рабой.
Пусть катится… Как ржавое колечко,
которому судьба недоржаветь.
Расслабься. Отпусти. Ещё не вечер.
Хотя и он —
надежда на рассвет.
Скажут за тебя
Можно обмануть кого угодно,
но стихи всё скажут за тебя:
каждый год – единство полугодий
или год – три сотни с лишним «я»?
Если ни о чём, то ради выжить
или наказания искать?
Стал бы ты читать стихи на крыше
сам себе? Свои же? Свысока
плюнув или прыгнув понарошку
или растекаясь до мозгов?
…
Не читай!
Молчанье тем дороже,
что полёту мало даже гор.
Понарошку не надёжней?
Знакомлю стены меж собою.
Знакомлю пол и потолок.
А те опять чужим забором
бегут из дома наутёк.
Уж лучше б жили незнакомцы.
Секрет к секрету – абсолют.
Никто упрёком не покоцан,
и клятвы новые не жмут.
А там, гляди, – семья в обнимку.
У тайны – страсть. У страсти – код.
И сейф, хранящий списки ников,
родных имён не выдаёт…
Без разницы о чём
Давай поговорим о чём-нибудь,
что не приводит к ссорам непременно.
Смотри, какие тоненькие вены
сплетают анатомию в мольбу —
и я уже не бренная закладка
в архивах похоронного бюро,
а вечность, примеряющая срок
из любопытства: сколько пересадок
в одном из путешествий на земле,
где сроки ценят в с‘амом завершенье?
Я не прошу ни льгот, ни одолжений
и даже научилась так болеть,
что кто-то позавидовал болезни
и бросил дома кровью истекать,
пока терпела мокрая кровать,
чтоб за ребёнком умершим не влезли.
Внутри не оставалось ничего,
что б помнило о вечности высокой
и для чего постскриптум, эпилоги,
когда протух беременный живот.
……
А после начинается игра…
Как будто разговаривают люди…
Как будто никого никто не судит
за память,
отлучённую от ран…
За добавкой тишины?
Тишина не слушает меня.
Тишина с е б я не понимает.
Учится транскрипции вранья,
а солгать – отличница немая.
Может, переехать в твой шалаш?
Там, в раю, понятливее стены?
Всё-таки – п р и р о д а!.. а не наш
блеф из декорации манерной.
Даже от страдания смешно.
Будто понарошку и страдали.
Счастье, что один из нас больной
и владеет техникой скандала.
………
А иначе в этой тишине
рифма – мой единственный будильник.
Разбудила, глупая… За ней
буквы как убийцы приходили.
«В молчании моём и ты спокойней…»
В молчании моём и ты спокойней,
и люди не торопятся солгать,
что им приятен похоронный гам
вокруг нераспустившихся левкоев.
Легко ли пересеять красоту,
которая себя не доказала
лишь потому, что и сама немало
терпела недоказанных?.. Болтун
измучился, словами помогая,
не зная, как жестока тишина,
которая в цветах погребена,
а ей опять навязывают гаммы.
Половинки растревожились
Половинки растревожились.
Обманули их про целое.
Целый мир сошёл с дистанции.
Мудрецы сошли с ума.
Половинкам в ссоре сложно ли,
если гром погоду делает
и войне не важно, драться ли —
или драку разнимать…
…
Всё равно, откуда треснуло —
вытекает одинаково.
В целом вымучили ценное.
В звуках громкость отошла.
А вначале было весело:
не гремело – только плакало.
И отплакалось, наверное б,
да дистанция мала.
Родных не удаляют
Родных не удаляют даже мёртвых.
Хранят не память – а живых людей,
в которых если плотское и стёрто,
то кожа осязается теплей.
Иная.
Но по-прежнему так близко,
что можно задохнуться от тоски,
где близость – пот безмолвной переписки,
впитавшей всех ночей черновики.
…
А набело и не было! Стихами
становятся случайные слова.
Без ведома пришедшие.
Глухая —
а слышу…
Это Ты мне диктовал?!
«Мы никогда не будем прежними…»
Мы никогда не будем прежними,
разрушив наш весенний мир
к рожденью первого подснежника —
и продолжая слыть людьми.
Людьми, которым всё простительно?
Недолизнуть – но оплевать
и на открытках поздравительных
слог эпитафий упражнять…
Капризные
Забытых заново не пробуй!
Они – заложники стиха,
где рифмы – та же требуха,
но лучшей требуют утробы.
Каприз капризу – не указ,
да получается иначе:
пока размером озадачен,
и смысл сливаешь в унитаз.
………
Ты можешь убеждать и дальше,
что я примерила не то
и что свободное пальто
всю стройность делает пустячной, —
но даже осень не поймёт,
откуда в мире столько грязи
и почему чужой заразой
зовут свой рынок нечистот…
Что мне оценки и слова,
когда оценщик без доверья,
и чем просторней вещи мерю,
тем хуже помнит голова
забытых заново…
Чехарда
Мой новый день не будет одинок.
Оставит одиночество на завтра,
а завтра передвинет прежний срок
и «где-то» трансформирует
в «куда-то», —
до бесконечности
стирая календарь,
до бесконечности
его же продлевая…
Не смейся.)
Это только чехарда.
Но только потому
я и живая.
Недоскрещённая
Ноги вышли в открытые окна.
Руки дома остались писать.
Лишь меня не спросили о сроках
р а с ч л е н е н и я на небесах.
И отправили в разные жизни
по кускам – наблюденья вести,
как легко нарожал афоризмы
не сумевший две мысли скрестить.
Один плюс один
Пересохшему озеру нечего
о себе рассказать отражению.
По нему не скучают купания,
и напиться никто не спешит.
Пересохшее озеро вечером
доверяет единственной женщине —
подружиться покойными спальнями
и наутро воскреснуть – и жить!
Сакральная обнажённость
Раздетой улице не нужен
цивилизованный наряд.
Ей нравится развратность лужи,
не ублажающей твой взгляд,
а просто для себя кайфуя,
пока не высохнут толчки
дождя, чьи ревностные струи
лишь глубиной и высоки.
………
А что увидят в этом люди,
раздетой улице плевать.
Природе негде спрятать груди,
зато не надо и скрывать!
Новогодняя распутица
Нет в этих окнах вида из окна.
Формальность экспозиций, и всего лишь.
Но главная распутица видна:
зима —
в которой грязь не заморозишь.
Детали не изнашивают взгляд.
Одна недоразвившаяся серость, —
где чёрный день и серому так рад,
что даже ночь в цветное разоделась.
И пусть другие смотрят из окна,
ища в нём прошлогоднюю природу.
Распутница не взглядом спасена,
а верой, что и грязных любит кто-то.
02.01.21
Лунные циклы
Ведь я купила. – Новую. Цветную.
А бледность летом кажется к лицу.
Да так, что и луна к тебе ревнует,
когда не спится… Маме и отцу
на небо шлю бессрочный список жалоб,
а помню только: «дети»… «без любви»…
И стыд ещё… Кого я убеждаю,
что вопли —
уникальный алфавит?!
…
Наверно, у луны своё сиротство,
где верность – от бессилия измен.
«Ты – лучшая, не злись…
Я – тело просто,
где выдохся
небесный эстроген».
Слова кончаются не там…
Слова кончаются не там,
где разговоры неуместны.
В словах закончились места
лишь оттого, что мы не вместе;
и негде букву написать,
когда пространство тоньше кожи:
душа пришита к небесам,
а заживает осторожно, —
чтоб не нашли и сам рубец
в гримёрке лживого искусства.
Как будто плачут о тебе,
а по слогам прочесть —
смеются…
Сквозняки
Сквозняки себя же задувают, —
будто ветру нечего терять.
Я ли та, в которой и другая
верит, что и попусту не зря?
Я ли та, в которой обжигаться
некому, но целым скопом жжёт,
а во рту чадят протуберанцы,
чтоб навек запомнила, где рот?
Функции уже второстепенны.
Тут хотя бы место сохранить,
не ища в убожестве – блаженных
и в блатном радушии – родни.
…
Я ли та, которая любила,
заплатив всей жизнью за любовь?!
Сквозняки – скучающая сила.
Тесно —
а как будто недобор…
Терпеть ли дальше?
