Терпеть ли дальше – вот вопрос
для новой порции ответов,
которым в рифме удалось
домямлить то, что недопето.
Терпенья выдано с лихвой.
Ум не дотягивал до лиха,
но всё же кончилась бедой
претенциозная шумиха.
Гордыньки, слитые в одну,
воняли хуже, чем гордыня.
Терпел виновный ли вину —
иль славил волосы седые?

Не наше лето

Прости.
Я отвыкаю от тепла,
и летний зной —
насмешка над терпеньем.
Пародия, —
которой не ждала
и заслужить.
Как будто щедрый гений
не знал, кому на память подарить
последнее, что тёплым оставалось, —
а я бросаю семя в пустыри,
ведь жаловать —
не значит
ведать жалость.
Меня ли тем избытком добивал,
себя ли разорял до истощенья? —
одно и то же, если сразу два
финала у единственной мишени.

Скажи, зачем мне?

Скажи, зачем мне просыпаться,
когда ни сына, ни тебя?
А я играю в мёртвый глянец
на маскараде бытия.
Но музыка пока играет
со мною в тот же кавардак;
и Бог – образчик театрала —
не верит сам, что лживо так…

Читай меня не между…

Читай меня не между, а внутри!
Пытливости нежнейшие минуты
не могут новой формулой мудрить,
а древними инстинктами сомкнуты
вокруг обоих, ищущих себя
в любимом, но далёком человеке,
с кем рядом – истеричная семья
и пытка многоразовой примерки.
Не по размеру гордые умы
становятся врагами не из мести,
а ради выживания! И мы
плюёмся между ног, —
как будто крестим.
.............
Так близко, что вся близость —
интервал,
где легче докричаться,
чем услышать.
Возможно, ты когда-то
и читал, —
но предпочёл
разучиваться ближе…

Эхо

Эхо прощаний исследует слух:
помнит ли встречи до тех разговоров,
где наша пара – не равенство двух,
а вычитание жертвы из вора…
Кто из нас жертва – не вору ли знать?
Или воровке – когда бы призналась.
Тело на теле – пустая кровать.
Голос на голос – ворчливая старость.
Ты бы не трогал пожитки мои.
Мне отчитаться хозяйке за месяц.
Слух одинокий, но счастлив на вид,
если больного здоровый не бесит.

Случайная

Ты не был случайным,
но всё-таки я
чертовски устала
от всех неслучайных.
Теперь буду думать,
что случай – моя
любимая форма
любовных мечтаний.
Себя облекаю
в случайное тело,
случайно родившись
в случайной стране.
Теперь буду просто
случайной потерей,
чтоб кто-то случайно
забыл обо мне.

Дождь аккуратный, как твоё письмо

Дождь аккуратный, как твоё письмо.
Промокла – а винить себя, и только.
Забыла переждать судьбу в сторонке,
а может, понадеялась: само
решится, если писем станет больше,
чем вымученных капель по жаре,
и я смогу простить тебя скорей,
чем вымокнуть под тучей осторожной.
Настойчив искусительный закон:
кто любит аккуратно – мастер пачкать.
И я опять роняю детский мячик,
но выронив  с е б я – твоей рукой…

«Что делать мне с тобой, не знаю…»

Что делать мне с тобой, не знаю:
и так и этак – запасная,
и так и этак – всех дороже,
но дорогих скрывают тоже.
Другим ли дать взаймы боятся,
себе ль хранят – последним шансом,
а всё одно: любовь в запасе
вдвойне бездействием опасней.

Разлучаешь снежинки со снегом

Снег зиме изменяет открыто.
Градус вновь положительно жидкий.
Так противно от честного вида,
что прощаешь и ложь прощелыге —
лишь бы зрение выкупать в чистом,
лишь бы снег красоте не перечил;
лишь бы тающим выменять числа
на конкретную дату увечья…

Потерялись

Потерял – вернёшь нескоро.
Я устала всех прощать.
Я вообще устала! Морок
съел полжизни – и опять
за окошком и под кожей —
о д и н а к о в о. Туман
сам в себе же осторожен:
выдох – лето,
вдох – зима.
У жары замёрзли ножки.
У мороза мозг кипит.
Ты по-прежнему —
художник.
Я – никто.
Подручный стыд —
доставать,
когда приспичит
несуразных малевать?
Я беру «Тебя» в кавычки —
и лишаю-сь божества.

Пряжа

О моде разговоры, о здоровье,
об осени, о будущей зиме…
А пряжа ждёт, когда облагородят