С досадой закусываю нижнюю губу, морщу лоб.

Доволен… доволен… А чем он бывает доволен?

Если я говорю стоять — ты стоишь. Приказываю сесть — садишься. Раздеться — раздеваешься. Всё просто.

Просто? Да вот не очень! И дело даже не в моей строптивости, вообще не уверена, что она у меня есть!

Просто в его присутствии такой страх накатывает, что я мигом забываю о покорности и начинаю тупить. Делаю всё, что угодно, лишь бы уйти, убежать, закрыться. Неосознанно, не нарочно, просто так получается.

Не знаю, к чему он там привык. Его вообще сложно представить рядом с женщиной — сразу перед глазами встают обугленные тела тех бедняжек, что были здесь до меня. Нет, вживую я их не видела, разумеется, но уже дважды слышала такие красочные рассказы, что, кажется, сама была здесь, когда всё случилось.

Если бы был хотя бы какой-то способ исчезнуть, убежать, скрыться — воспользовалась бы им, не раздумывая! Но выхода нет. Я в западне, в ловушке, в которую сама же себя и загнала, предложив ему клятву жизни. А теперь ещё и Майя в его руках.

Одно его слово — и она уже была бы здесь, я в этом уверена, с его-то властью! Но Майи нет, потому что её бестолковой сестрой недовольны.

А недовольны ею потому, что она дико боится, и кому-то «не вкусно». А как я могу не бояться, когда о нём столько жутких историй ходит, и когда те, что были здесь до меня, сейчас уже пьют нектар у Светлой Феи?

Сдавливаю виски и меряю шагами пустую столовую. Замкнутый круг какой-то.

Уношу грязную посуду на кухню. Тщательно мою её, погружённая в свои мысли. Нет, всё-таки нужно купить сюда несколько кухонных полотенец, ещё неплохо бы фартук и какую-то посуду для хранения. Просто на всякий случай, чтобы было.

Закончив на кухне, поднимаюсь на второй этаж. Прохожу весь коридор, считаю количество шагов от лестницы и до первой двери, затем до второй, чтобы уметь здесь ориентироваться в любых условиях, к примеру, наощупь или в темноте. Зачем? Я и сама не знаю, зачем. Просто на всякий случай.

Вновь проверяю несколько дверей — ну а вдруг? Но чуда не случается. Заперто всё, кроме моей комнаты, куда я и возвращаюсь.

Смотрю в окно, за которым неизменный пейзаж: серый двор с идеально чистыми дорожками, граберы в плащах с накинутыми на головы капюшонами, о чём-то переговариваются и пританцовывают под моросящим дождём.

Стук дождя по карнизу навевает тоску.

Захожу в ванную комнату. Старательно рассматриваю подозрительное зеркало. Пытаюсь даже подлезть под него сбоку, заглянуть под массивную резную раму, но не выходит, кажется, что оно намертво впечатано в стену. И, странное дело, сейчас зеркало вновь — просто зеркало, а ванная комната — просто комната.

Всё совсем не так, как было прошлые дни, особенно вчера, когда я вылезла из ванны и рассматривала царапину в зеркале. А может быть, я уже просто схожу с ума? Что это за пытка такая — сидеть взаперти и без дела?

Вот серьёзно, лучше бы сейчас пол помыла, приготовила что-нибудь, и, Светлая Фея, даже бы постирала бельё! Все минусы труда в прачечной на износ как-то быстро испаряются из памяти. Зато вспоминается важный плюс.

Когда ты занят тяжёлым трудом, ты можешь НЕ ДУМАТЬ о рухнувшем мире, о том, на что жить завтра, потому что о завтра речь не идёт, когда проблема в том, выживешь ли сегодня. Боль в потрескавшихся от грубого мыла руках и мозоли на ладонях заглушали другую боль, душевную.

О навсегда потерянных близких и ушедших днях, когда трава была зеленее, ярче светило солнце и громче пели птицы. О тех далёких временах, когда тёмные ещё не пришли в наш Дом и не истоптали в нём всё своими грязными ногами.