Таня решила подышать на свою добычу. Приблизилась к ней, вытянула губы, почти касаясь холодного свёртка, и вдруг почувствовала запах. Это была рыба. В животе Тани тут же заурчало, а рот наполнился слюной. Что же делать? Она уселась на табуретку, взяла Лялечку на руки и стала ей рассказывать:

– Мама обычно рыбу жарит. Для этого она поворачивает вот эти крутилки на плите, ставит на те чёрные кругляши сковородку с рыбой и жарит.

Лялечка молчала. А молчание – знак согласия. Тут с голодухи-то на всё согласишься.

Таня опять подошла к рыбе и попробовала стянуть с неё пакет. Но он приклеился накрепко. Однако девочка заметила, что в некоторых местах иней исчез, и целлофан там, расплёвывая вокруг себя снежную муку, отдирается.

– Снег тает. Надо немножко подождать. – Она снова села на табуретку и взяла в руки Лялечку.

Так она и ходила от Лялечки на табуретке к рыбе на столе и обратно, то и дело пробуя отодрать целлофан. Вскоре рыба освободилась от мешка. Это был карп, и он был с чешуёй, головой и потрохами. Но Таня этого не знала, потому оставила сей факт без внимания и ничего не рассказала о нём Лялечке. Она положила ледяной кусок на сковородку и повернула рычажок переключателя. Загорелась лампочка, и плитка стала нагреваться, постепенно краснея.

Таня не сводила глаз с карпа. Он на сковородке оттаивал, вода соединялась с остатками старого жира, и началось шкворчание. Потрескивание набирало обороты, и скоро брызги летели на плиту и на пол. О том, что жар надо убавить и повернуть рычажок на плите чуток назад, Таня не знала. Наоборот же: чем сильнее шипит и плюётся, тем скорее поджарится. А вот о том, что рыбу нужно поджарить и с другого бока тоже, знала. Она вооружилась ножом и вилкой и стала подцеплять рыбину с двух сторон. Карп смотрел на Таню неподвижным глазом и никак не собирался ей помогать. Вскоре девочке удалось отодрать его от сковородки, перевернуть и шлёпнуть другой стороной.

Вид поджаренного бока Тане нравился. И пахло вкусно – пахло едой.

– Теперь нужно подождать ещё столько же. – Таня сглотнула слюну. – Половина уже поджарилась. Скоро мы будем есть. Можно готовить тарелки.

Чистых тарелок не было. Груда грязной засохшей посуды горой вырастала из раковины. Таня подтянула табуретку, взобравшись, отыскала тарелку почище, без окурков и осколков стакана, и помыла её. Тем временем карп трещал, шипел и дымился, будто крича на всю кухню: «Я готов!» Таня повернула рычажок в прежнее положение и снова вооружилась ножом и вилкой. Она отковыривала рыбу от сковороды, высунув от усердия язык. Та пригорела, поэтому поддавалась с трудом, но всё же, оставив часть кожи на дне сковороды, рыба оказалась-таки на Таниной тарелке.

Сунув Лялечку подмышку, девочка быстро понесла еду в свою комнату, чтобы никто случайный не помешал съесть или, чего доброго, не съел её сам. Поставила тарелку на диван, усадила рядом куклу, оперев её о спинку, сама уселась на пол перед вожделенной едой и попробовала её лизнуть. Обожгла язык. Рыба была очень горячей – невозможно есть, от неё поднимался дымок. Таня начала дуть, чтобы скорее остыла. Извивающиеся струйки исчезали под напором выдуваемого Таней воздуха. Иногда с ним вместе из детского рта вылетали капельки слюны – её у Тани был уже полный рот. Она очень хотела есть. Наконец, не выдержав, обжигаясь, руками девочка стала отламывать от карпа куски и засовывать их в рот.

Рыба внутри была сырой, а потроха, особенно около жабр, горькими. Чешуя прозрачным конфетти прилипала к детским пальцам. И было очень много костей. Но всё это для Тани было неважно. Она наконец ела, вместе с кишками и чешуёй, выплёвывая по пути кости и особо горькие части. Не забывала подносить кусочки ко рту Лялечки: